Любовь всей моей жизни - стр. 37
Когда им выделили участок в коллективном саду, отец тоже приехал, строить садовый домик. Манефа улыбнулась, при этом воспоминании. Она увидела, как тятя лихо командовал нанятым работником и со знанием дела советовал дочери, где посадить яблони, малину, смородину и овощи.
Приданное, которое собрали ей мать с отцом до сих пор жило в их доме: сшитое мамой зеленое одеяло, две пуховые подушки , скалка и толкушка из дерева, выструганные отцом. Каждый раз, раскатывая скалкой тесто для пельменей, Манефа всей душой ощущала теплоту отцовских рук, его молчаливую, порой суровую заботу.
К старости он совершенно оглох, чем очень сердил мать.
– Вот, глухня, ворчала она на деда. А он лишь молча, смотрел на жену.
Неужели, теперь их не будет в ее жизни? Никогда не услышать знакомый голос, не прикоснешься к теплой, гладкой щеке? Мама даже в старости, не утеряла свою привлекательность. Натруженные руки, гладкая кожа щек, крепкое тело, несмотря на шестнадцать родов. Когда Маня приезжала в Тюмень, и они мылись с матерью в бане, любовалось такой родной, близкой и по моложавому опрятной фигурой.
Похороны прошли, как в тумане. Старшая сестра Нюра договорилась с батюшкой и мать, так же как и отца отпели дома. Во время молитвы Манефа неотрывно смотрела в спокойное, строгое лицо матери. Ей казалась, что этот самый близкий и родной на свете человек, просто спит. Но когда она приложилась к холодному каменному лбу, то вздрогнула , все равно не до конца осознавая происходящее. На обеде Манефа даже не могла сидеть вместе со всеми, нестерпимо болела голова, она легла в кровать, слез не было, только надоедливые мысли, причинявшие нестерпимую боль. Как хотелось почувствовать на лбу прохладную, суховатую , такую родную ладонь. Услышать участливый шепот: «Болит? Сильно? Ну полежи, полежи».
Маня вспоминала, как она приезжала домой на выходные из института, забиралась на печь, зубрила латынь и анатомию, а мама заботливо подсовывала ей лакомство: сушеные ягоды.
Каждый раз, провожая дочь, были напутственные слова: « Иди, с Богом!»
Кто теперь так проводит ее?
Совершенно некстати она вспомнила просьбы матери, писать письма. «Вот лягу спать, говорила мама и думаю, жива ли ты?» Маня лишь отмахивалась в ответ, это казалось ей такой глупостью. «Ну что с нами может случиться?»– бросала она в сердцах.
Оставшись после похорон в Тюмени еще на три дня, Манефа вернулась домой. Коля встретил ее с перемотанной головой. Вечером дочь рассказала, что после ее отъезда, отец выпил лишнего, стал ругаться и отправлять ее за вином. Оля ушла на улицу, ждала на скамейке, а когда вернулась, он лежал на кухне с разбитой головой. Отец упал и стукнулся о край кухонной плиты, помяв дверцу духовки. «Вот она моя жизнь»– подумала про себя Маня.
И опять начался бешеный круговорот любимой работы, укоры пьяного супруга, по выходным посещение родителей мужа, с мытьем полов в доме, с полными сумками продуктов обычно бежала к ним сноха. В ответ ни капли благодарности, лишь молчаливый взгляд.
Из профсоюза пришло сообщение, что летом Оле выделяют путевку в Ленинград. Мысленно Оленька начала готовится к поездке и жила лишь мечтами о предстоящем отпуске. В апреле тысяча девятьсот семьдесят восьмого года у деда Степана случился инсульт, после которого он уже не оправился. Дочь с женой ухаживали за ним, но в конце июня он умер. Какая-то бесконечная череда потерь ознаменовала эти последние два года.