Любовь-война - стр. 45
- Нет, Крис, хуже, - запах его малиновой жвачки касается ноздрей, и я невольно сглатываю. – Тогда я тоже стану тебя трогать. Скажем, вот так…
С этими словами он резко задирает мою футболку и кладет руку прямо мне на живот, большим пальцем поглаживая ложбинку пупка. От его внезапного, совершенно неожиданного и вопиюще наглого прикосновения кожа начинает полыхать огнем, а тело натягивается тугой струной.
- Да пошел ты! – грубо толкаю парня в грудь, и, подобно пуле, устремляюсь прочь.
Позади слышится хриплый смех этого беспардонного типа, а я потрясенно моргаю. Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Раньше он себе таких вольностей не позволял! Очевидно, перепутал меня со своими тупоголовыми девками, которые от одного его взгляда кипятком писают!
Нет, Шульц, не на ту напал! Я тебе покажу, как руки распускать – без них останешься!
22. Глава 21
Кристина
Вечером приходится тащиться обратно в школу, чтобы отработать наказание директора. Драить полы в столовке совсем не хочется, а делать это в компании ненавистного Шульца – тем более.
Но деваться некуда, лишний раз Семена Павловича лучше не нервировать. А то, не дай бог, претворит свои угрозы в жизнь и вытурит меня из команды, а мне без волейбола свет не мил. Этот вид спорта стал моим главным увлечением с тех самых пор, как родители запретили мне заниматься кикбоксингом.
Помнится, я тогда ужасно злилась, спорила с ними, упрашивала, умоляла, но они остались непреклонны. Мать, может быть, и дала бы добро, но отец строго настрого запретил ей идти у меня на поводу. Короче говоря, сколько я ни старалась, разжалобить предков не удалось, и с кикбоксингом пришлось распрощаться.
От нечего делать я решила сосредоточиться на волейболе и постепенно вошла во вкус. В восьмом классе меня приняли в состав школьной сборной, и теперь я тренируюсь по три, а порой и по четыре раза в неделю.
Сегодня по идее должна состояться очередная тренировка, но из-за мытья полов в столовке мне придется ее пропустить. Эх, все из-за засранца Шульца! Чтоб ему пусто было!
Подхожу к техничке, во власть которой нас сегодня отдал директор, и, тяжело вздохнув, выдаю:
- Здрасьте, теть Насть, я наказание пришла отбывать. Семен Павлович говорил, наверно?
- Да-да, конечно, - женщина откладывает в сторону газету и, достав из дальнего угла своей коморки ведро, швабру и тряпку, вручает мне их. – Вот, держи. Фронт работы известен. Как закончишь, инвентарь обратно принеси.
- А Шульц уже пришел? – кисло интересуюсь я.
- Он предупредил, что на полчаса опоздает, - отзывается она, вновь садясь в кресло и принимаясь за газету. – У него тренировка. Сама понимаешь, капитан команды.
Презрительно вскидываю брови, но от комментария воздерживаюсь. Уверена, если бы я опоздала на тридцать минут, она бы мне всю плешь проела. А Шульцу можно, он же гребанный капитан! Как же достало, что все вокруг души в нем не чают!
Набираю в ведро воды, замачиваю в нем видавшую виды тряпку и брезгливо натягиваю ее на швабру. Столовка всегда казалась мне немаленьким помещением, а сейчас, опустевшая и с поднятыми на столы стульями, она и вовсе выглядит огромной.
Издав уже который по счету безрадостный вздох, принимаюсь нехотя елозить шваброй по полу. Успеваю перемыть чуть ли не четверть всей площади, когда в столовую с видом хозяина жизни наконец неспешно заваливается Шульц. И не один, а в сопровождении какой-то белобрысой фифы на высоченных каблуках. Кажется, это Дина Симонова из десятого. Неужели в рядах поклонниц этого придурка пополнение?