Любовь в Сочи, мопс и белые ночи - стр. 6
Я потрепал пса за ухом и передал с рук на руки подруге. Налил в стакан воды и осушил одним глотком.
– Хорошо, уговорила. Я в душ и спать. Но Кать, что мы будем делать с этой псиной?
– Оставим Зое, – беззаботно ответила девушка. – У нее двадцать собак. Еще одного она и не заметит.
– Только это не собака, а избалованное чудовище, – пробормотал я и отправился в ванную.
Всю дорогу до “Медвежьего угла” я бессовестно проспал на заднем сиденье видавшего виды пикапа. Катя вела машину ровно, и мы с чудовищем дрыхли в обнимку под мерное звучание Nirvana. Кажется, мне даже что-то снилось – горы, а может быть, и море, – я точно не помню, а потом автомобиль резко занесло, сонный Воланчик скатился на пол и начал жаловаться, а Катька выдала нецензурную конструкцию, ударила ладонью по клаксону и остановилась. Я сел, тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и огляделся. В то же мгновение дверь справа от меня открылась, и машину влетел перепачканный в грязи с ног до головы хаски. Матушкин мопс залился лаем, и хаски удивленно уставился на него разноцветными глазами.
– Сильвер! Нельзя! – рявкнули снаружи, и хаски замер, продолжая предупреждающе скалиться. Воланчик тявкнул особенно громко и затих.
– Хороший мальчик! – похвалил я. – И собачка у тебя послушная, Даня. А теперь позови Сильву, пожалуйста, а то мы с мопсиком боимся. Очень боимся, Даня! Так боимся, что тебе придется просить Костю отогнать машину на химчистку.
Заглянув в салон с другой стороны, Даниил Царевич расплылся в радостной улыбке.
– Добро пожаловать в “Медвежий угол”! – проговорил он и добавил ехидно: – Без обид, Ремизов, но выглядишь ты паршиво.
– Завтра будет как огурчик! – встряла Катя. – Баня, уха, свежий воздух, здоровый сон. Не то, что ваш пыльный Сочи, Святослав Михайлович.
Сильвер тем временем вылез из машины и послушно застыл у ног хозяина. Я подхватил Воланчика и осторожно поставил на землю. Мопс недоверчиво переступил с одной лапы на другую, словно удивляясь отсутствию асфальта, чихнул и смешно засеменил в сторону невысокой ограды. В “Медвежьем углу” недавно прошел ливень. Пахло хвоей, смолой и быстрой рекой. Где-то внизу шумела вода. Я сладко потянулся, подставляя лицо мелким каплям, падающим с деревьев. От большого дома, на крыльце которого стояла, улыбаясь, Зоя, меня отделяла огромная лужа.
– Привет! – сказал я и помахал Воронцовой рукой.
– Привет! – ответила девушка. – Кого это вы с Катей к нам привезли?
– Это милейшее создание по имени Волан-де-Морт ищет временное пристанище… – жизнерадостно произнес я, одновременно форсируя лужу. – А я смотрю, Зой, в “Медвежьем углу” ничего не меняется… Дождь, грязь и недовольный Царевич!
Зоя засмеялась и, позволив себя обнять, уткнулась носом мне в ключицу. Я крепче прижал девушку к себе.
– Почему это недовольный?! – возмутился Даня. – И вообще, Ремизов, прочь свои ручищи…
Договорить он не успел.
Воланчик, до сих пор с некоторой опаской обнюхивающий незнакомую территорию, вдруг пронзительно зарычал. Короткая темная шерсть на загривке встала дыбом, в бусинах-глазах полыхнул огонь. Сильвер с удивлением смотрел на него, склонив голову на бок.
– Что за… – пробормотал я и уже собрался идти спасать верного маменькиного пса, когда Зоя потянула меня за рукав и кивнула в сторону крыльца, на широких перилах которого устроился толстый рыжий кот.