Любовь с первого взгляда - стр. 6

Ответ таков: Нора.

Нора будет.

«Ты не злишься на Донни, – отчитала она себя, – ты понимаешь, что дело в другом».

Она отпила кофе, стараясь уловить ощущение золотого часа. Было прекрасное еще-не-утро: теплое, без влажности, очень приятное, – именно такого она и ждала всю свою первую суровую зиму в Чикаго.

Но не вышло.

Она злилась. Она злилась, психовала, и ей было страшно, потому что тихий, добрый Донни Пастернак умер, а это уже достаточно плохо, особенно так скоро после Нонны. Но, помимо этого, к ней пришло ужасное осознание того, что быть соседкой, подругой и почти членом семьи не значит ровным счетом ничего, когда речь зашла о том, что делать с его квартирой.

Нора никогда не тешила себя иллюзиями о том, что другие думают о старом кирпичном здании на шесть квартир, который стал для нее первым в жизни настоящим домом, хотя за годы характер суждений изменился. Когда она впервые приехала с визитом, родители всю дорогу от аэропорта тихо – если честно, не очень тихо – обсуждали, что Нонна потратила уйму лет и денег на этот «домишко», когда могла после смерти мужа, дедушки Норы, остаться в своем прекрасном доме в пригороде, последний платеж за который был внесен уже давным-давно. Спустя двадцать лет мнения изменились: разве это не самый ветхий дом в районе? Может, ему стоит немного подтянуться, чтобы соответствовать? Неужели никому и в голову не пришло освежить его, сделать немного современнее? Эти полосатые обои в коридорах… они что, из бархата?

Дело в том, что никто не ценил классику. Люди не понимали, что такое преданность!

Нонна всегда так говорила.

Нора прикрыла глаза, задумавшись, что бы Нонна сказала сейчас. Наверное, что Донни был далеко не «люди». Она бы сказала, что доверяла Донни. Что Донни, как и другие жильцы дома, ставшие ей семьей (и совсем не «как»!) за все эти годы, позаботился о том, чтобы квартира перешла в хорошие руки, к тому, кто понимал этот дом. На самом деле так считали все жильцы. В конце концов, Нонна завещала квартиру Норе, потому что знала: внучка позаботится о ней. Она знала, что Нора любит этот дом так же сильно.

– Может, он оставил квартиру кому-то из нас, – сказал Джона неделю назад, на первом собрании жильцов после смерти Донни. Нора стояла у входа, на бетонном полу в подвале прачечной – суровая реальность под подошвами ее кроссовок. Лица соседей светились надеждой, ей вспомнились три неудачные попытки дозвониться до нотариуса Донни.

«Думаю, нам бы уже сказали, – думала она. – Думаю, нам бы сказали, если бы наследником стал один из нас».

Однако Нора не произнесла этого вслух. Она изобразила улыбку и сказала: «Наверное, нам лучше подождать, пока что-то не выяснится», – сжимая устав жильцов с чувством надвигающегося рока. Если это не один из них, она не знала, кто стал наследником. Сколько лет она знала Донни, и он был мирным и добрым, а еще – одиноким. Ни девушки, ни парня, ни друзей, ни семьи за стенами этого дома.

Четыре утра – это слишком рано для очередного звонка нотариусу?

Нора с силой выдохнула, пустив рябь по едва пригубленному кофе темной обжарки. Дело в том, что ей давно пора было перестать предаваться размышлениям в четыре утра. Может, следовало снова составлять списки дел, потому что те неотвеченные звонки точно предвещали неладное: наверняка какая-то безликая фирма по инвестициям в недвижимость прямо сейчас прочесывала записи о смертях в округе Кук