Любовь с итальянским акцентом - стр. 7
Любовь Наташи и Юры дала свой росток, словно деревце. И дети обычно рождаются на свет, не зная, что их ждёт. Как-то Наташа читала про таких австралийских кенгуру, кажется, валлаби называются, так у них зародыши рассасываются, если у самки не всё в порядке с условиями жизни. К примеру, корма ей не хватает. Засуха, например, случилась. Но о плохом лучше не думать, когда носишь под грудью малыша! Маленький комочек, её и Юрин ребёнок уже рос, и тихая радость плескалась внутри.
Шить, конечно, Наташа не перестала. Строчила по-прежнему на электрической машинке. Танцы пришлось на время оставить. Тяжести ей носить не приходилось. А уж мужа она любила, как могла.
По всем известным женским приметам должна была родиться девочка. Но в положенный срок появился мальчик. Слабенький, плаксивый. Спал плохо. Видно, судьба решила: пора испытать молодую семью.
Пригодилась сберкнижка Ильи Семёновича. Купили всё, что нужно. Приобрели, нашили, навязали с мамой в четыре руки.
Мальчика назвали Антоном. Радовались прибавлению семейства всей родней. А Антон Юрьевич словно и не рад был, что родился на белый свет. Куксился, хворал, ночами беспокоил.
А вскоре наступила пора испытаний для многих жителей в городке. Совсем закрылся механический завод, и полностью свернула работу фабрика хлопчатобумажного трикотажа.
Первым изменения ощутил, как ни странно, Юра. Люди совсем перестали делать фотографии. Изредка забегали за крохотными снимками для документов. Да и до того ли было? И в газете снимки требовались всё реже. Там в основном печатались платные объявления самого разного свойства – реклама, продажа, покупка, услуги. Все прикидывали, как заработать на жизнь. Газетная площадь стоит немалых денег, и фотоэтюды на ней размещать невыгодно.
– Ничего, всё образуется, – говаривал Илья Семёнович. – Какая же власть допустит, чтоб рабочий человек без дела остался! Это временно. Скоро запустят фабрику. Реконструируют и запустят. А там и завод, глядишь, заработает.
По телевизору и радио политики говорили о грандиозных рыночных реформах, об обновлении всей страны, но, как и в какие сроки всё нормализуется – не уточняли. Видно, говорящие и сами плохо себе представляли. Лозунги, призывы, демагогия. Хвалёная демократия получалась пока с чудовищными перекосами. Расслоение общества набирало обороты по всей стране.
Наташа тогда опять жила вне времени, но уже из-за сына.
День – ночь; ночь – день. Дом – поликлиника. Кормление – стирка. Будильник на столе. Тревожный сон урывками.
Мать и дочь понимали друг друга без слов, боролись за своего Антошеньку, не допуская мысли о плохом. Мужчины были на подхвате. Режим жизни в доме диктовал маленький неокрепший человечек, и чем-то ему этот мир пока не нравился.
Хоть время и было щедро на неприятности, но Илья Семёнович не унывал. Его бригада освоила все виды самых сложных ремонтных работ. Теперь они брались за всё, что заказчикам было угодно. Отец всегда шутил, подбадривал своих домочадцев. Денег благодаря нему хватало, хотя безжалостная зверюга – инфляция – клацала своими зубами. Цены постоянно росли.
С Юрой же происходили странные изменения. Он замкнулся, стал молчалив, но упорно посылал свои постановочные снимки на конкурсы в какие-то столичные журналы. Видимо, втайне он мечтал о том, как его заметят и пригласят на работу в солидное издание или студию в большом городе. Он не оставлял надежду стать профессиональным фотографом. В их городке это было практически невозможно, но Наташе некогда было его переубеждать и разглагольствовать с ним на эту тему.