Любовь против нелюбви - стр. 22
— Отчего же несчастье? — усмехалась Мэгвин. — Многие девы обзавидовались косам Кэт, когда она только здесь появилась, начиная с золовки Летиции. Кажется, её чем-то обливали, и вроде бы даже пытались выстричь клок на видном месте.
— Так может… и правда отстричь? Оставить до плеч, и хватит, — Катерина уже была готова сама взяться за ножницы — как в детстве, когда мама не разрешала стричь косу, а ей хотелось.
— Стригут волосы преступницам, и ещё после болезни, — усмехнулась Мэгвин. — Ещё если вши завелись. Ты как объяснять каждому встречному-поперечному будешь? Что после болезни или вши заели?
— Почему это после болезни? — скривилась Катерина.
Ещё только не хватало, чтоб говорили, будто у неё вши!
— Потому что кому сказать о тебе гадость, найдётся. Это добрых слов придётся поискать, а вот уж такого добра — хоть отбавляй.
— Значит, придётся носить. Холить и лелеять, — поджала губы Катерина.
— Вот и я о том же, — кивнула Мэгвин.
И дальше они совместно грели воду в ведре (грелась сама вода, а никак не посуда), и потом Мэгвин поливала на голову Катерины из ковшика. И втирала какое-то снадобье, и ополаскивала травами. А потом — показывала, как сушить руками отдельные пряди и кожу головы в целом. И после всего — вручила гребень, велела садиться на кровать и расчёсывать — осторожно, начиная с кончиков. Волос оказалось много, вроде они были в неплохом состоянии, но — волнистые и пушились. Наверное, красиво, вынуждена была признать Катерина.
Она как раз боролась с очередной прядью, когда в дверь домика застучали.
— Госпожа Мэг! Отоприте, пожалуйста, госпожа Мэг, ваша помощь нужна!
Мэгвин отперла, и в хижину шагнула женщина. Молодая, но замученная — под глазами синяки, сама худая, из-под несвежего чепца торчат жирные пряди волос. На руках у неё лежал ребёнок лет трёх-четырёх.
— Помогите, госпожа Мэг, — сказала несчастная мать, в том, что это её ребёнок — сомневаться не приходилось. — Тому совсем плохо, он всю ночь хрипел и кашлял.
— Здравствуй, Молли. Отчего вечером не принесла? — спросила Мэгвин, кивком велев класть мальчика на постель.
— Так никто не проводил, Мэтт сказал — что вас беспокоить на ночь глядя, — смутилась женщина.
— Ну и глупец, — Мэгвин уже осматривала ребёнка. — Кэт, помоги.
— Конечно, — Катерина как раз доплела косу, свернула её в узел и закрепила двумя медными шпильками, нашедшимися в поясной сумке. — Раздеть, растереть? Есть что согревающее?
— Миледи? — Молли шарахнулась от Катерины, как от зачумлённой.
— Ну, миледи, и что теперь? — поджала губы Катерина. — Горчица у вас есть? А парафин?
— Что такое парафин, не знаю, а горчица есть, порошок в белой банке в сундуке. Подписан, — Мэгвин села возле мальчика и положила руку ему на лоб.
Катерина не смотрела, что делает Мэгвин. Они вчера выяснили, что способностей к целительству Катерина не имеет, поэтому хозяйка не стала ничего ей объяснять. Но опыт-то не пропьёшь, поэтому Катерина нашла в сундуке тряпицу, достаточно чистую, нашла названный порошок и изготовила горчичный компресс, который и пристроила мальчику на грудь. Потрогала ноги — холодные, куда это годится! Нашла в том же сундуке шерстяные чулки, надела поверх тонких чулок ребёнка. Вообще одет он был в довольно хлипкую шерстяную курточку, штаны и шапочку. Когда надо бы — тёплые колготки, носки, куртку на меху. Что это — безалаберность или бедность? Ладно, об этом они позже поговорят.