Любовь под зонтом - стр. 58
Птицы за окном оголтело орали, я, грешным делом, подумал, что Михей завёл себе кур с петухами, такой гомон стоял под окнами. Потом только сообразил, что кричат не домашние птицы, а обычные воробьи, горланят чайки и кто-то ещё, просто в городе их среди шума машин и гула людей не так просто услышать.
Прислушался к ровному Таниному дыханию. Повернул голову, чтобы рассмотреть. Она спала на боку рядом со мной, но не впритык, а поодаль, лишь обхватив мою ладонь своими двумя, и сопела мне в предплечье.
Я чудовищно не любил, когда женщины меня оплетали руками и ногами как лианы, поэтому предпочитал спать один. А с Тьянкой было комфортно, она не закидывала на меня во сне ноги, не упиралась в спину носом, не подсовывала руки мне под шею и даже не претендовала на мою подушку, просто крепко держалась за руку.
Разметавшиеся по подушке волосы. Веер ресниц подрагивает слегка, наверное, что-то снится. Смелая ты девушка, Танечка Сечкина, связалась со мной. Я, конечно, со всех сторон положительный, я не предам и не подведу, но вот служба у меня ненадёжная. Никаких гарантий я тебе, Танечка, дать не могу.
Я вон себе даже котёнка не мог позволить, а ты мне себя и дочь доверила. Мысли сделали круг и вернулись к вопросу о Катеньке…Екатерине Евгеньевне Сечкиной. А что если…Макарова Екатерина Александровна. Звучит же? Звучит! Но как-то это не по-мужски. Евгений не отказался от дочери, не сбежал от ответственности, даже глупо, но всё же пытался отстоять своё право на любовь и на открытые отношения со своей женщиной. Другой вопрос, что условия были неподходящие, да и женщина, видимо, не такая уж стоящая, чтоб из-за неё умирать. Поэтому Катя с гордостью могла носить и фамилию, и отчество своего отца.
Но Катя была неотделимой частью Тьянки, а я хотел получить всю её целиком, без остатка. А если брать в расчёт диагноз, который Таня вскользь упоминала, рассказывая про их с мужем брак, то есть вероятность, что Катюша будет нашим единственным ребёнком.
Я даже зажмурил глаза и вдавил затылок в подушку. Это же сколько счастья несёт в себе фраза: «Мой ребёнок, моя дочь». Раньше я этого не понимал. А вот теперь меня накрыло как приливной волной, вынырнуть бы и отдышаться.
Таня, видимо, уловив мои душевные метания, не просыпаясь, погладила меня по голове и как ребёнку прошептала: «Тчшш», подвинулась ближе и перекинула руку через талию. От её телодвижений и сонного голоса во мне проснулся совсем-не-джентльмен, который настойчиво предлагал разбудить такую манящую Танечку и немного пошалить с утра, тем более время до пробуждения Кати как раз было.
Вот зуб даю, что ничем свои мысли не выдал: тренированный организм не ускорил сердечный пульс, дыхания не изменил, но Таня потянулась, задев мою руку грудью, и открыла глаза.
- Чего ты не спишь, Сашенька? – приподнялась повыше и поцеловала в подбородок, потом потёрлась носом об плечо и улеглась на подушку, глядя мне в глаза.
- Хочу предложить тебе шалости с утра, а совесть не позволяла разбудить, — перекатился и навис над Танечкой. – Но раз ты проснулась сама… А почему, кстати, проснулась?
- Не знаю, — Таня пожала плечами и пробралась ручками к члену, обхватила ладошкой, провела вверх и вниз. – Выспалась, наверное, — улыбается и так невинно глазками хлопает, а ручки уже вовсю шалят.