Любовь под запретом - стр. 70
– Продолжим ужинать? – с усмешкой спрашиваю.
Она кивает.
Ковыряется ложечкой в десерте. Снова смотрит на меня.
– Виктор?
– Да?
На её губах возникает лёгкая улыбка:
– Ну… Мы выяснили, что я тебе доверяю. А ты мне?
Глава 17
Алиса
Виктор устроил своеобразный тест на доверие. А может, буквально приучал ему слепо верить… Его лёгкий, нежно-сладкий поцелуй мне очень понравился: по телу пробежала дрожь, сменившаяся теплом. Что же Виктор чувствует ко мне?
Но после проявления нежности Виктор сразу отгораживается усмешкой. Расскажет ли он что-нибудь мне о себе? Хотелось и от него доверия.
– Виктор?
– Да?
Улыбаюсь ему:
– Ну… Мы выяснили, что я тебе доверяю. А ты мне?
Что-то в его глазах мелькает, но он быстро прячется за усмешкой:
– Хочешь меня накормить? Я не против.
В следующий раз точно. Я бы хотела сыграть в «правду или действие».
Наклоняется вперёд:
– Ты серьёзно?
Смущаюсь, но не отступаю:
– Обещаю вознаграждение. Но предупреждаю, выбрать действие можно только в случае, если невозможно сказать правду. Согласен?
– Не боишься моих вопросов?
– Нет. Я намерена говорить правду.
– Хорошо. – Откидывается на спинку стула. – Хочешь начать первой?
– Да. – Задумываюсь над вопросом. – Назови три черты, которые тебе во мне нравятся.
– Гм… Ты отзывчивая. Естественная. Женственная. Моя очередь. Ты искренна со мной, Алиса?
– Да, насколько это вообще возможно. На что ты потратил свои первые заработанные деньги?
Слегка хмурится, вспоминая:
– На подарок матери. Я купил сапоги, которые ей нравились, но она не могла себе их позволить.
– О… Ты хороший сын!
– Не особо. Твои родители были строгими? Насколько строгими?
– Я почти их не помню. Мама вспоминается ласковой и нежной. А отец… Он был разным. Как будто два разных человека… Если бы ты мог что-то поменять в себе или в своей жизни, то что бы это было?
– Ничего.
– Виктор! Так нечестно. Мы договорились говорить правду.
Потирает пальцами глаза, произносит резко:
– Не допустил бы смерти жены. Какое воспоминание ты хотела бы стереть из памяти?
Задумываюсь, но в голову приходят лишь детские страхи.
– Как отец бьёт маму… Какая боль хуже: физическая или эмоциональная?
– Эмоциональная, – отвечает без промедления. – Чего ты боишься и почему?
– У меня много страхов. О некоторых ты уже знаешь. Наверное, они связаны с моим детством. Как и желание стать врачом. Мне хотелось вылечить маму, затем бабушку, после – тетю. Самое страшное, что тебе когда-нибудь приходилось делать?
Криво усмехается и сурово произносит:
– Мстить. Но я ни о чём не жалею.
На мгновение замолкаем. Он сканирует меня взглядом. «Мстить» – это только одно значит…
– За что?
– За смерть Полины.
– А в тюрьме ты…
– Алиса, ты нарушила правила, – пресекает расспросы Виктор, пригвождая меня ледяным взглядом. – Ты задолжала.
– Прости. Да, конечно, спрашивай.
Некоторое время сверлит взглядом. Сухо спрашивает:
– Что тебя возбуждает во мне?
Теряюсь:
– В смысле?
– Ты меня поняла. Тебя возбуждаю я или опасность, страх передо мной?
– Я не боюсь тебя, Виктор, – произношу. Хочу с ним объясниться. – Ты особенный для меня мужчина. Я просто стремлюсь понять некоторые вещи. Тебя понять, узнать получше. Потому что ты мне небезразличен.
– Да? – произносит со скептицизмом. – Я бы тоже хотел прояснить некоторые – интимные – моменты. Вот только будешь ли ты со мной честной.