Любовь под запретом - стр. 40

Вспоминаю заплаканное лицо девушки.

– То, что ты мой сын, не даёт тебе право обижать моих людей.

– Твоих людей? – Сергей едко усмехается. – Будь честен, отец! Она твоё развлечение, твоя «пока что любимая» игрушка!

Не намерен на такие комментарии отвечать, отчего Сергей раздражённо продолжает:

– Мы неплохо с ней ладим, поэтому ты ко мне шлюху подослал? Чтобы я не мешал?

Не понимаю, о чём он, да и не хочу знать. Сергей, разозлённый моим холодным молчанием, не унимается:

– Ну как, понравилось наивную молоденькую медсестричку зажимать?

– Ты ведёшь себя как обиженный маленький мальчик, – произношу чётко. – Говоришь о своих обидах, но я ничего не услышал о том, почему она плакала. Что ты сделал?

– Я? – Сергей разражается смехом. Машинально взлохмачивает себе волосы, качает головой.

– С чего ты решил, что я? Скорее ты, отец! Говоришь, чтобы я к ней не подходил? А ничего, что она одна сидит целыми днями? Ничего не ест, когда тебя нет дома. С ней не разговаривают, к ней не подходят, её избегают. А ещё грязно сплетничают.

Прерываю его:

– Что ты городишь?

Цедит сквозь зубы:

– Твои люди её обижают. Потому что по-своему понимают твоё распоряжение с ней не общаться. Для них она не «вашего круга», посторонняя, чужая. Твоя временная игрушка. Подстилка. Ждут не дождутся, когда ты наиграешься и выбросишь её, заплатив, как шлюхе.

Разворачиваюсь и выхожу. Слышу, как сын матерится и пинает что-то от досады. Думает, я остался равнодушным. Как всегда, ошибается. Звоню Севе.

– Ты уже приехал? Собери всех. Возле парадного входа. Кроме наружной охраны, – говорю холодно и сразу прерываю связь.

Направляюсь к главному входу. Мои люди начинают собираться, завидев меня, понимают, что-то не так, и это мягко сказано. Последним выходит Арсен.

Выстроились. Смотрят. Ожидают. Встаю перед ними, обвожу ледяным взглядом. Начинаю с первого обвинения, которое выдвинул сын:

– Я узнал, что Алиса в моё отсутствие голодает. Это так?

Многие тушуются, другие опускают глаза, третьи непонятливо таращатся. Все молчат, не пасует только Арсен.

– Девушка молодая, а они, как правило, голодают, чтобы поддержать форму и мужчинам нравиться, – отвечает. – Но если ты хочешь, я начну её откармливать. Только скажи, Ворон, армянская кухня, русская, европейская. Даже, азиатская, могу, если захочешь!

– Арсен! – предостерегаю его.

Поднимает руки:

– Извини.

Продолжаю:

– То, что она здесь изгой, тоже правда?

Одни опускают головы, другие хмуро переглядываются. Не отрицают, значит, правда. Молчать не стали бы.

Стальным голосом объявляю:

– Всех ждет наказание! Правила для всех одинаковы. Безоговорочная дисциплина и подчинение. Не потерплю сплетни, оскорбления, издевательства! Если кого-то не устраивает, можете собирать вещички и уматывать. Это всех касается!

Теперь все стоят, понурив головы.

– Виктор Юрьевич, пожалуйста, не надо! – вдруг слышу голос Алисы. Оборачиваюсь. Она смотрит на меня испуганными глазами.

Поворачиваюсь к своим работникам:

– Вы меня поняли?

Алиса подбегает, хватает меня за руку. Непозволительно. Она не замечает моего предостерегающего взгляда или не хочет замечать, что еще хуже.

– Я прошу, не надо! Не надо никого наказывать! Это… Это неправильно.

Довольно ощутимо сжимаю её запястье.

– Алиса, иди в дом, – приказываю тем же тоном, что говорил со своими работниками.