Любовь под снегом - стр. 17
Он не пытается устроить гонки, свернуть на грунтовку или выкинуть что-то еще, а спокойно паркуется.
Сотрудники ДПС так же хладнокровно и без суеты проверяют его документы, почти не обращая внимания на меня, и не пытаются залезть в кузов. А я уже себе надумала…
Получается, Крыс не использует в полной мере свои служебные возможности. Наверное, это означает, что он преследует меня неофициально, без санкций, ордеров и так далее. А значит – да пошел он!
- Ну, вот, а ты боялась, - улыбается Семен. – Не всегда гаишники ловят именно тебя.
Возвращаемся в поток автомобилей. Фура едет мягко, но мощно, скорость совсем не ощущается, сотни километров отсчитываются как десятки. Водитель мне точно попался первоклассный, я уже много чего полезного для себя подсмотрела у него. Постепенно оживаю.
Чем дальше еду, тем сильнее чувствую уважение к самой огромной на свете стране. Я обожаю движение, во всех видах. Меня воодушевляют бескрайние просторы, раздолье, свобода; люблю все большое. И хороший асфальт.
Когда камеры сделались редкостью, началось другое – холмы. Виды с них открываются восхитительные, такая перспектива, хоть садись на обочине и картину пиши. Но при первом спуске я сначала вытаращила глаза, а потом их зажмурила, стараясь только не закричать и радуясь, что не я сейчас за рулем. Ощущение – сейчас взлетим, хотя едем, разумеется, не на нейтралке. У меня даже уши заложило.
На подъеме Семен жмет в самый пол педаль газа на пониженной передаче, и фура нехотя вползает на вершину. В поезде такого экстрима точно не испытать. И это сейчас еще дорога более-менее расчищена. А если снегопад или гололед?! Как тут ездят?! И страшно, и интересно.
На вершине холма останавливаемся проверить, как там мой джип. С ним все нормально, «стреножен» на совесть. Наше движение вверх-вниз, как американские горки, повторяется много раз. А потом идут бесконечные степи и небольшие перелески.
От нечего делать, я решаюсь рассказать понимающему человеку еще кое-что о себе. Например, про детское креслице и подушки безопасности, которые спасли меня в автокатастрофе, в которой погибли мои родители.
Я была надежно пристегнута и даже ничего себе не сломала. Меня только зажало так, что не вылезешь. И я видела все-все, что происходило в машине, бесконечно долго, и иногда и сейчас еще вижу это в кошмарах.
Вздыхаю, обхватывая себя руками, и говорю:
- После этого, наверное, у меня и появился страх одиночества.
- Это ты-то боишься быть одна? – улыбается Семен, плавно работая рулем. – Похоже, ты наговариваешь на себя, дочка. Или ты джип за компанию считаешь?
Я удивляюсь его простым словам и понимаю: а ведь он, пожалуй, прав! «Все, что нас не убивает…» - это тоже меня учил повторять дедушка.
- Я вообще-то долго боялась садиться за руль, - делюсь. - Когда видела пешехода рядом с дорогой, даже далеко впереди, мне казалось, что он обязательно попадет под колеса моей машины. А ездить очень хотелось. Поначалу, перед тем, как тронуться, приходилось каждый раз уговаривать себя, что никто и никогда специально не собирается автомобилем причинить боль другому человеку. Это было как ритуал, без которого у меня тут же начиналась паника во время движения.
- Да, натерпелась ты, - сочувствует Семен. - Но, раз все-таки управляешься с машиной, значит, все прошло. Мало ли кто из нас чего боялся в детстве! Я, вот, к примеру, боялся собак. До жути, цепенел прямо. А потом как-то незаметно перерос свой страх. Сейчас у меня есть овчарка во дворе. И одна из моих радостей жизни – это то, как она меня встречает из рейса.