Любовь под прикрытием - стр. 22
– Ир, так быстро у нас не получится, – он улыбается, будто имеет в виду что-то совсем другое. – Я в шесть закончу и поговорим. Найдешь чем себя занять?
О да. Я найду, это точно.
К шести возвращаюсь в музей. Дима опять зовет в ресторан.
– Не-не-не. Давай здесь, на рабочем месте.
Я и так не уверена в своей способности сосредоточиться. Какой уж ресторан.
В хранилище усаживаю его, чуть ни силком, напротив. Сел бы рядом – у меня появились бы все признаки сексуального возбуждения. Напротив, тоже опасно, но нас разделяет стол. Уже лучше.
– Первый вопрос. Вспомни… те, пожалуйста, спрашивал ли кто-то код от двери в хранилище. И поднимались ли вы сюда в день кражи.
Дима театрально вздыхает и закатывает глаза к потолку.
– Про код не вспомню. Скорее, нет, чем да. Думаю, отложилось бы. В день кражи я заходил сюда минут на пять. Поболтать с Антоном. Это ученый, который здесь работал.
Киваю. Ладно, пусто. А что я ожидала? Если он как-то замешан, то правды все равно говорить не станет.
– Вопрос второй. Не могу найти ничего о родне купца. Вы можете что-то рассказать? Кто-то остался?
– Да. Самые известные родственники по прямой линии живут в Москве. Про совсем молодое поколение не знаю, а праправнук купца – художник.
– В Нижнем никого не осталось?
– Если и остались, то не прямые потомки. Какие-нибудь племянники внучатые, дети двоюродных, троюродных… У них с женой было семь детей, а у отца – шестеро. То есть, у владельца этой усадьбы было пять братьев и сестер. Если покопать, то, думаю, можно отыскать их потомков. Но работа эта неблагодарная. Плюс, еще дети могли быть внебрачные. Особенно у Рукавишникова-старшего. Оттуда могли пойти ответвления, которые вообще не отследить.
– Почему особенно у него?
– Говорят, очень был по бабам ходок. Времена такие были. Нетолерантные по отношению к женщинам, особенно к тем, кто в услужении. Вот представь. – Дима откидывается на спинку стула, кладет ногу на ногу и смотрит мне прямо в глаза.
Первый рассказ о купце
За столом, покрытым зеленым сукном, сидит грузный мужчина лет пятидесяти. Сверяет счета. В комнату тихонько заходит девушка в косынке на русых волосах, фартуке на простом, но добротном платье. В руках у нее поднос с рюмкой водки, куском хлеба с салом.
– Просили, барин. – Она протягивает поднос, но близко подойти боится.
– Иди сюда, что там встала. – Купец захлопывает амбарную книгу и отодвигает в сторону. – Подойди, говорю!
Девушка медленно подходит к столу.
– Ближе, ближе подходи.
Она обходит стол и встает совсем рядом. Купец берет рюмку, запрокидывает в рот. Довольно кряхтит и закусывает хлебом с салом. Забирает из рук девушки поднос и швыряет его в сторону. Хватает ее за талию и притягивает к себе. Она сопротивляется.
– Не кочевряжься, – купец стягивает с нее фартук и начинает расстегивать пуговицы на блузке. – Ох, какая грудь! Крепкая! – Он снимает верхнюю часть блузки, довольно кряхтит.
– Не надо, барин, – тихонько лепечет девушка.
Купец ее не слушает. Он встает из-за стола, обходит девушку и резко наклоняет так, что она ложится на зеленое сукно, охая. Купец вытягивает ей руки вперед.
– Лежи так, не шелохнись. И молчи!
Он снимает штаны, поднимает на ней юбки. Они накрывают ее спину и голову.
Купец резко в нее входит. Из-под юбок слышится стон.