Любовь, опрокинувшая троны - стр. 33
– С тобой куда угодно, мой ясный сокол!
– В таком наряде?! – весело поморщился боярин и мотнул головой. – Ни за что! Только в моих покоях!
И потому днем, когда Федор Никитич ушел распоряжаться насчет охоты, его гостья отправилась в библиотеку, выбрала себе среди сундуков «Сказ о том, как старик к царской дочери сватался» и устроилась с ним среди собранных в угол подушек.
В дверь тихонько поскреблись, потом створка медленно приоткрылась.
– Сестренка, ты здесь?
– Гришка! – вскочила Ксения. – Откуда?!
– Тс-с! – опасливо оглядываясь, протиснулся внутрь Отрепьев. – Я всего на миг, дворне сюда нельзя. В общем, когда ты вчера здесь застряла, я к тебе домой побег и матери сказал, что ты с Радонежским крестным ходом увязалась. Ну, чтобы родители не волновались. Все ведь знают, какая ты набожная! В общем, раньше, чем через неделю, тебя не хватятся.
– Спасибо, братишка! – На душе у женщины немного отлегло. Хотя бы дома все будет в порядке.
– Если что… В общем, не боись. Я рядом! – И паренек выскользнул наружу.
Вскоре после Гришки Отрепьева в библиотеку заглянул Федор Никитич – просто проведать, а еще через пару часов, дабы пригласить на обед. И только ближе к вечеру в «прибежище мудрости» внезапно ворвались четыре веселые юные девки в легких сарафанах с атласным верхом и юбками из домотканого полотна. Хихикая и перешучиваясь, сняли с гостьи халат, подняли принесенную с собой обширную юбку, опустили на Ксению через голову, одернули, покрутили, поправили, завели руки в рукава, расправили ткань, засуетились за спиной, стягивая шнуровку, отступили и распахнули дверь:
– Она готова, боярин!
Слегка растерянная Ксения оказалась облачена в платье из прочного темно-синего вельвета в мелкий рубчик, наверху плотно облегающего тело и ласково обнимающего высокую грудь, а внизу расходящегося в пышную юбку. Причем юбку поддерживал легкий каркас, ткань не касалась ног и потому, несмотря на царящую жару, бедрам было… достаточно свежо. Плечи прикрывали вошвы из серой замши, и из нее же был сделан широкий пояс, спереди указывающий заостренным клином куда-то вниз живота.
Старый иноземец, забежав в библиотеку, засуетился вокруг женщины, что-то поправляя, что-то одергивая, озабоченно цокая языком и приговаривая:
– Ай, времени мало оказалось. Ай, тут не успел, тут не успел. Ай, еще бы хоть пару дней мне на работу, Федор Никитич…
Боярский сын Захарьин в это время стоял в дверях и пожирал свою гостью взглядом.
Женщина, чуть склонив голову, вопросительно вскинула брови.
– Разорви меня Карачун! – выдохнул царский брат. – Как же ты великолепна!
У Ксении словно сама собой распрямилась спина, развернулись плечи и гордо вскинулся изящный подбородок.
– Ну вот, – продолжил Федор Никитич. – Теперь ты одета для охоты правильно.
В полдень нового дня на берегу Яузы, неподалеку от Мытищенского волока, вырос роскошный палаточный город. Шатры здесь стояли не простые, а поражающие своей роскошью: с центральными частями на четырех-пяти шестах да с приделами и крыльями, крытые атласом и шелком, украшенные вышивкой, вымпелами и бунчуками. Траву на стоянке и вокруг слуги полностью застелили кошмой и коврами, очаги выложили булыжниками, коновязи поставили резные, привезли с десяток возков колотых и сухих березовых дров и столько же телег с прочными дубовыми бочонками, полными заморских вин и родного, русского ставленого меда.