Любовь нужна всем - стр. 38
– Послушай, Илона, у нас с тобой что? Детский сад? Восьмой класс и поцелуйчики украдкой в пустом коридоре? Мы взрослые люди, и я тебя хочу страшно. Тебе что, подавай отдельный номер в гостинице «Интурист»? Так там валютные проститутки работают, нас даже на порог не пустят. Комната на час, на два тебя не устраивает, давай поразмыслим, что тебя устроит. Пойми, ты мне очень нравишься, но я не могу играть в эти детские игры. Чего ты боишься? – Никита был так поглощён собственным монологом, что даже не замечал, казалось, ответного молчания Илоны. – Ты боишься залететь? Так есть такая штука, в аптеке продаётся. Слыхала? Изделие номер один называется. Презерватив. Можно пользоваться. Не очень эстетично и прерывает процесс, но, ладно, я согласен. Главное, чтоб ты согласилась. Я для тебя готов на многое: пойми, мне с тобой хорошо, но ведь должно быть лучше. Лучше, понимаешь? Илона, что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь! Так ведь нельзя! У меня что тут, театр одного актёра? Я не даю моноспектакли! Не да-аю-ю! И у нас не кино про вечную любовь по переписке. Сейчас такого не бывает. Не девятнадцатый век! Да и тогда тоже, говорят, Пушкин столько девок перепортил – и дворянок, и крестьянок. Значит, послезавтра у приятеля опять будет свободной квартира, почти полдня в нашем распоряжении. Напряги извилины, Илона! Ответь же!
Илона, казалось, медитировала: она слушала Никиту, но создавалось впечатление, что её мысли витали в облаках. Наконец, словно взвесив все за и против, она откликнулась на зов:
– У меня завтра свободная квартира. Утром родители уезжают на дачу, на два дня, вернутся только в понедельник, ну, или в воскресенье вечером, если погода совсем испортится. Как уедут, я тебе позвоню, приходи, – она посмотрела, не мигая, на Никиту, её бездонные голубые глаза, казалось, силились что-то донести до него, потом отодвинула в сторону металлическую вазочку с недоеденным мороженым и встала, – а сейчас я пойду, мне пора.
Никита поднялся и потянулся, чтобы поцеловать её в губы, но Илона отстранилась, только тихо произнесла:
– Не надо, завтра, всё будет завтра.
И назавтра Никита снова принёс букет алых роз. Она ткнулась носом в слоистые, вычурной формы бутоны, вдохнула тонкий аромат недавно срезанных цветов. Уколола пальчик.
– Ой!
– Осторожней, – Никита провёл пальцами по её щеке, коснулся ресниц, переносицы, – какой у тебя красивый нос: прямой, аккуратный, как у античной скульптуры, я не замечал раньше, – и он стал осыпать поцелуями лицо Илоны, прервался лишь, чтобы сказать, – я видел только глаза, в них можно утонуть. И я уже тону, – прошептал он, прижал её голову к себе, а губы его продолжали безудержно впиваться в Илону, – и эти локоны, – он приподнял прядку Илониных волос, выдохнул, – Боже, ну точно, Мэрилин Монро. Если бы сейчас снимали про неё фильм, ты бы смогла играть главную роль.
Илона даже не обратила внимания на его сентенции о знаменитой американской актрисе, она их не слышала. Какая Мэрилин Монро? К чему? Она чуть отстранилась, опустила букет и смотрела в глаза Никите. Но он притянул её лицо и снова стал покрывать его жаркими лобзаниями. Она вдруг почувствовала, что теряет равновесие и сейчас упадёт, букет уже лежал на полу, но сильные руки подхватили её и понесли. Они уже помнили, куда нести, и что делать. Илона тоже. Всё было как во сне, но это был не сон, а явь. И в этой яви она вдруг почувствовала себя женщиной, полноценно, так как никогда раньше не чувствовала. Когда, наконец, они оба устали, и Никита оказался просто рядом, Илона бочком приткнулась к его плечу, он подвинул руку и обнял её. Они лежали так долго, а Илона водила пальчиком по его лицу, трепала чёрные волнистые волосы и большие смешные уши, которые он уже не старался прятать.