Любовь (не) предусмотрена - стр. 15
– Не буду вам мешать. До свидания, Ева.
– Я выхожу замуж за Антона, – вместо слов прощания произносит она. – И мой сын… от него.
А вот эта фраза была точно лишней… Пацан даже ухом не ведет при виде «папы». Так и сидит на коврике, играя с подаренным мной вертолетом.
– Ева, я согласен на развод. Не волнуйся ты так, – кошусь на Антона, стремясь угадать его чувства. – Но…
– Без всяких «но», Богданов, – выдыхает она, беспомощно протягивая руку к лапище Вольского. Он робко сжимает ее пальчики. Мда… Странные какие-то у них отношения, ненастоящие, наигранные.
– Я через суд добьюсь разрешения на тест ДНК. И если он подтвердит, что Саша мой сын, тебе придется меня терпеть, Ева.
Ева вздрагивает и приоткрывает рот, чтобы ответить, но слова так и остаются невысказанными…
– Вам лучше уйти, – сухо произносит Антон.
Без сопливых знаю! Обуваюсь и выхожу под летнее звездное небо. Глубоко вдыхаю терпкий, пропитанный ароматом ночных фиалок воздух и бреду к машине. Как же погано на душе… Злюсь на Еву, Вольского и собственное бессилие. Что я делаю не так? И почему она такая упертая?
Ева.
Если бы энергетика Богданова могла обратиться в животное, она выглядела, как грозный лев или крокодил. Честное слово, ему ничего не нужно делать, чтобы вгонять меня в краску. От него на расстоянии пахнет властью, деньгами и… сексом. Им, пожалуй, сейчас больше всего. Как он смел явиться ко мне после свидания с другой женщиной?
– А чем этот так пахнет? – интересуется Богданов, вальяжно прохаживаясь по моему дому. Растягивая в улыбке пухлые губы, пропитывая ароматом чужих духов мой дом… Мерзавец, предатель… Не понимаю, почему, спустя столько лет мне по-прежнему больно? От его напористости, уверенности, беспринципности. А еще от собственной глупости – Сашенька ведь единственное, чем я могу манипулировать в отношениях с ним. У меня не получается общаться с Богдановым нормально… Потому что «нормально» – это равнодушно, учтиво, вежливо, как со всеми. А во мне нет равнодушия – одна жгучая гадкая обида. Наверное, мне давно пора обратиться к психологу или, наконец, повзрослеть. Любой нормальный человек уже давно бы забыл о прошлом, но только не я… Я как будто лелею и оберегаю свою боль, как розу под колпаком. Неправильно… Сама ведь знаю, и ничего не могу с собой поделать.
– Я пекла печенье.
– Можно мне попробовать? – спрашивает Богданов, отложив смартфон на край стола и устремив взгляд на Сашеньку – тот увлеченно разбирает коробку с вертолетом.
– Да, присаживайтесь, Илья Владимирович, – отворачиваюсь, заставляя себя думать о чае и обещании Вольского заехать.
Илья не торопится садиться: отходит к окну, меряя шагами кухню, а потом возвращается в гостиную, непрерывно посматривая на Сашу. Сумасшедшее волнение сковывает мышцы – я с трудом удерживаю чашку горячего чая и печенье. Однако, судьба решается добить меня окончательно… Пока Илья наблюдает за сыном, на экране его телефона вспыхивает индикатор нового сообщения:
«Как там твоя зазноба, Илюш? Купил игрушку? Надеюсь, про цветы не забыл? Держи себя в руках, милый, а ее пожалей. Женщина без мужской ласки превращается в мегеру. Целую тебя, звони, как понадоблюсь. P.S. Мне было очень хорошо».
Мерзавец! Негодяй! Выходит, я не ошиблась? Илюша выскользнул из постели некой Светы и приперся ко мне? Принес жалкий вертолет и жалкие розы в надежде, что я растаю?