Любовь надо заслужить - стр. 4

Из-за постоянных финансовых трудностей отца мама продолжала работать в аптеке, куда устроилась еще студенткой. Если кто-то спрашивал ее, чем она занимается, она неизменно отвечала: “Продавщица”.

– Франческа, скажи, что ты – фармацевт! – подбадривал ее отец.

– Какая разница? – отзывалась она. – Продаю карамельки от кашля, прокладки, пластырь… Ну, бывает, измерю давление.

В ее голосе не было ни досады, ни раздражения. Она выбрала эту аптеку, самую большую в городе, где ей позволялось работать до обеда: двое детей и муж – третий ребенок. Она любила его. В те времена, если уж ты выходила замуж, то не мучилась потом всю жизнь сомнениями в правильности выбора.

Я не уверена, что смогла бы так.

Отец был сложный человек – неуверенный, с перепадами настроения, абсолютно непредсказуемый, к тому же ужасный пессимист. В те времена я не понимала, а сейчас знаю, что это депрессия. Заторможенный, молчаливый и вялый зимой, он оживал летом. Угасал в начале ноября и снова расцветал в мае. Ему досталось в наследство небольшое поместье за городом, правда, он управлял им из рук вон плохо, хоть и проводил много времени в доме у дамбы на По. Ловил рыбу, гулял с собакой, пытался заниматься хозяйством, которое, тем не менее, целиком сосредоточилось в руках управляющего.

Если был в духе, говорил, что посадки конопли сводят его с ума. Что в его семье все были немного того. Когда после исчезновения брата меня отправили к психологу, я рассказала ей об этом, и та пыталась убедить меня, что склонность к наркотической зависимости Майо унаследовал от отца.

Никогда и никому не поверю, что, если б в тот июньский вечер я не предложила ему попробовать героин, он все равно бы подсел, раньше или позже.

Если бы не моя безумная затея, брат был бы жив и, наверное, родители тоже. Мой малахольный отец и измученная мама – такие, как есть, но живые. Возможно, они переехали бы в деревню, а мы бы ездили их навещать. Мы обедали бы в саду, а потом гуляли бы по дамбе с собаками. У Антонии были бы дедушка и бабушка, двоюродные братья и сестры, а у меня – иная жизнь.

Майо ни за что не начал бы колоться, не предложи я ему, в этом я уверена. Это не навязчивая идея, просто я знаю. Такой нерешительный, он во всем мне верил, во всем подражал. Все мне верили.

Это я, я сама все разрушила, и ад, в котором я продолжала жить, минута за минутой, достался мне по заслугам.

Я повернулась к ней, дотронулась до руки, гладившей мою щеку. Прикосновение кольца, – она носила его поверх обручального – маленький сапфир в окружении бриллиантов, потом я подарила его Антонии.

Ледяная рука и этот камень встревожили меня. Обычно нас будил отец. Должно быть, что-то произошло.

– Что такое?

– Ты видела Майо вчера вечером? Уже девять, а он еще не вернулся.

– Я была у Лауры Трентини, ты же знаешь, он больше не ходит с нами.

Теперь каждый жил своей жизнью. Его жизнь – постоянные поиски дозы и зависание допоздна в убогой пивнушке с амбициозным названием “Поль Верлен”.

– Наверное, у кого-то переночевал, – сказала я.

Представила себе сцену: обколотый, он мог оказаться где угодно – в чьей-то машине, в общественном туалете. Домой он вернулся бы дурно пахнущий, возбужденный, или спокойный, безразличный, в зависимости от того, сколько дури удалось найти.