Любовь на Таганке - стр. 37
Был случай, когда он пригласил меня на концерт, а я не узнал, в каком зале, и поехал за его машиной. У него машина мощная, у меня – не такая мощная, но если я отстану, то не попаду на концерт. Я сжег сцепление, но от него не отстал. Я говорю об этом только как о некоем символе: он любил скорость, он любил жизнь, большую жизнь. Та скорость, с которой он тогда ехал, тоже был он.
Любил я его на экране, а когда нам предлагали записать какую-то музыку, чтобы послушать в космосе, я просил, чтобы записали Высоцкого. Кассеты Высоцкого были у нас на борту. Когда бывало трудно, когда нужно было собрать все силы, нужно быть мужественными, мы включали его кассету, и он нам помогал. В благодарность за его песни, за его личность, потому что его песни и его личность неразрывны, мы вернули эту кассету на землю со штампом нашей станции, она передана Высоцкому как космический сувенир в знак нашего признания.
Владимир Высоцкий был личностью. Это был самобытный человек, и, как всякая самобытная личность, он был сложен и противоречив, был очень разный. И спектакль тоже разный. Местами он гдето сильнее, где-то поставлен иначе. Где-то это мой Высоцкий, а где-то – не мой. Мне очень понравилось, как читает Высоцкого Филатов. Очень сильно, но в то же время без излишнего надрыва, очень мужественно, по-мужски.
Я понял, что «Баньку» Валерий Золотухин пел вместе с ним. Я очень люблю, Валерий, вашу игру и как вы поете. Наверняка вы пели лучше и громче, чем Володя, но в спектакле это делать нельзя. Нельзя в спектакле заглушать голос Володи. Может быть, конечно, виной этому аппаратура. Может быть, можно было бы сделать еще какие-то замечания, но в общем спектакль оставляет сильное впечатление.
Все были свидетелями, что, когда он кончился, никто не встал, никто не захлопал в ладоши сразу. Эмоции были настолько сильны, что невозможно было нарушить их аплодисментами, хотя все актеры играли прекрасно.
ВЫСОКОВСКИЙ: У каждого из нас, кто знал Высоцкого, одинаковая любовь к нему, и я знаю тысячи людей, которые не были с ним знакомы и любили его очень горячо, точно так же, как мы. Я никак не могу понять, как можно сейчас так к нему относиться, когда страна осиротела. Я не бросаюсь словами, – жил среди нас гениальный человек, народный поэт. В докладе Л.И.Брежнева есть потрясающее место, что оформилась нация, которая называется советским народом. Высоцкий был истинным советским патриотом. Как же можно этого не понимать?! Здесь сидят космонавты, сидят большие советские актеры, шахтеры. Где я только не был, а был я недавно в Алма-Ате, был недалеко от Семипалатинска, везде люди слушают Володю и плачут. Что же – они становятся от этого хуже?! Я могу сказать об этом с любой трибуны. Если б мне только дали!
Я не смеюсь, я плачу. И хочу поздравить актеров. Песни Володи поют, Володе посвящают песни, и в этом доме родился такой спектакль, Володя здесь жив. Вы правы – есть ощущение, что он жив, что он войдет. Низкий вам поклон. Я счастлив за вас, что вы имеете возможность выступать в этом спектакле.
У меня сегодня большой день. Я читал ему его стихи при жизни, и он сказал: «Можешь читать». После его смерти я старался, где мог, читать его стихи.
В Алма-Ате был мой творческий вечер, и я случайно сказал, что мне мало того, что я делаю в театре, поэтому я лечу туда, где меня принимают: не дадут мне выступать в кино, я буду хоть шутом на базаре. Это было в Доме кино. Я сказал о Володе: это была гениальная личность, я протестую против того, что плохо поют его песни. Я знаю, что настоящее делается только в его доме, на Таганке. Это нужно иметь право выходить с его стихами. Вы, Юрий Петрович, с кем он прожил всю свою творческую жизнь, имеете на это право. Но на этом вечере так за это уцепились, что я прочел им «Человек за бортом». Стояла мертвая тишина. И на этом закончился мой творческий вечер.