Любовь на спор - стр. 8

Но быстрый взгляд вниз дает мне понять, что ничего не выйдет. В этом месте про член вспоминают, только когда идут ссать. Не знаю, насколько это безопасно для здоровья. Но бром, что подсыпают в еду, дает шанс избежать постоянных изнасилований. Хотя бы их.

Отстраняюсь от экрана и вздрагиваю, когда дверь в кабинет ротного открывается и заходит, собственно, он сам.

Начальник нашей роты.

— Закончил, Синицын?

— Да, товарищ капитан, — подрываюсь и сразу иду к выходу, пока он идет за свой стол. Где и стоит его допотопный, как и все в этом кабинете, компьютер. – Спасибо, что пустили.

— Синицын! — останавливает меня командный голос, и я по уже выработанной привычке разворачиваюсь и готов отдать честь.

Сначала мне это казалось каким-то дебилизмом, сейчас эти правила стали успокаивать. Дисциплина чистит мозги.

– Еще одна драка и ты отправишься в дисбат.

— Только я? — невольно ухмыляюсь. Знаю ведь, что за второго участника вечного рукоприкладства впряжется папаша. У меня нет никого.

— Только ты. Не лезь. Таких уродов, как Черепанов, жизнь и так накажет.

Я рассказал. Вернее, меня заставили поведать, чего я так сильно хочу смерти своему бывшему приятелю.

— И мне остается только ждать?

— Да, Синицын, только ждать! – повышает голос этот мужик, который, несмотря на некоторое самодурство, в части был самым адекватным. Остальное отрепье просто очень любили дрочить на своё ЧСВ (чувство собственного достоинства…прим. Автора) за счет рядовых солдат. – Тебе осталось три месяца. А будешь лезть на рожон, и еще год проторчишь в дисбате, Ты этого хочешь?! Хочешь, чтобы твою Дашу увел кто-то другой!?

Он кивает на фото, что наверняка так и висит и на экране.

Дашка. Не ждет. Не ждет. Сжимаю руку в кулак и киваю.

Три месяца. Кажется, что год тянется медленно до невозможности. Каждый день, много часов. А в башке только она.

— Я не трону его.

— Вот и молоток. Иди. Сегодня в наряд.

— За что?!

— За препирательство со старшим по званию! – падает он на стул и внезапно улыбается. – Красивая она у тебя.

— Люблю самое лучшее, — даже задираю подбородок и выхожу из отделанного деревом кабинета, чтобы оказаться в недавно выкрашенном коридоре.

И запах свежей краски кружит голову, дает погрузиться в свою хроническую боль. Даша. Даша. Даша.

Кулак вбиваю в стену. Внутри пламя, что еще немного и спалит. Кожа горит. Губы шепчут имя.

Красивая. Почему-то сейчас, имея возможность только фантазировать и смотреть на ее фото раз в месяц, осознаю это в полной мере.

И горло стягивает ком просто от желания ее видеть. А сердце за тридцать дней, чуть успокоившееся, снова отбивает ритм чечетки. Словно не фото посмотрел и заявку кинул, а реально пообщался.

Коротко и хлестко. Отказ в дружбе, как очередная пощечина. Могла ведь и проигнорировать, но она отказывает. Раз за разом. А смотрю на ее фото и почти вижу, как она ухмыляется.

Кажется, что мир сосредоточился только до уровня аватарки, где видны глаза, что смотрели с такой любовью. Губы, что целовали, как последний раз, щеки, по которым стекали соленые слезы.

И эти воспоминания крутят внутренности, мешают спать. Особенно есть. Потому что знаю, что имей я мозги, сейчас бы не ел перловку и не сбрасывал вес, а питался нормально.

А потом бы благодарил Дашу в кровати, выбивая из нее крики и избавляя от набранных калорий.