Любовь на каникулах - стр. 3
Потом Шурик уходил, иногда надолго, не давая знать о себе, но неизменно возвращался, потому, что здесь могли накормить и одеть за малую толику тепла, за душевную песню, за способность сделать наедине нечто такое, отчего даже предательство казалось незначительной глупостью.
Люда прощала его… даже когда ловила на горячем, потому что память неизменно напоминала о том, что всё могло сложиться иначе, не будь она такой принципиальной тогда, с Виктором, который был не самым худшим.
“Милька моя!”
Теперь она отдала бы что угодно за озорной взгляд, за наглое рукосуйство, за тёплый и искренний поцелуй.
Судьба обошлась с ним жестоко: раковая опухоль и безвременная кончина.
А ведь он приходил мириться.
Ползал на коленях, молил о прощении.
Кто знает, как могла повернуться судьба.
Милька ревела как белуга, но не отступила, за что поплатились оба.
Сашка особо не суетился – куда денется разведёнка с прицепом?
И она бы терпела, тем более что ловить ей больше было нечего. Впереди маячил возраст, обозначенный в литературе баба-ягодка – последний вагон уходящего в неизвестность поезда, идущего в никуда.
Дочь выросла. Она не могла больше быть ни подспорьем, ни преградой.
Что бы они понимали, дегустаторы пороков и несчастий. Им бы испытать подобное. “А он, чудак, не мог понять никак, куда улетать – зачем его куда-то зовут, если здесь его дом, его песни, его pодина тут”.
– Сашка, сволочь, что я тебе такого сделала… за что ты со мной так!
Чем дальше, тем больше: сожитель решил, что мужское достоинство – нечто сакральное, за что можно назначать любую цену.
Просчитался. Вылетел с треском.
Дочь жила своей жизнью: не до матери.
Вот когда одиночество начало выкручивать не только руки – душу.
Ещё немного и Людмила спилась бы.
Кроме рюмки и телевизора не было больше стимулов в жизни. Обязательно нужен кто-то рядом, с кем можно поговорить, кому излить душу, позволить дотронуться до своей.
– Витька, паршивец, я ли была тебе не верна! Жизнь поломал…
Так она думала и теперь, когда даже полупустые сумки с продуктами на неделю казались непосильным и не очень нужным грузом.
– Хоть бы дочь на праздники приехала, хоть бы кто-то про меня вспомнил…
– Хотите – помогу донести, – окликнули её.
– Пустое. Здесь веса – всего ничего. Доплетусь.
– Вдвоём веселее. У меня шампанское, апельсины и молдавский виноград.
– Тебя обманули. Теперь модно выдавать желаемое за действительность. Молдавский виноград выращивают теперь в Турции и Египте. Знаешь в чём разница?
– Ещё бы. От осины не бывает апельсинов. Но виноград настоящий, зуб даю. Соглашайся, красавица.
– Тебе не смешно, мальчуган? Мне сорок семь. Я тебе в бабушки гожусь.
– Усынови. Отплачу добром.
– “И кому весной его тpель нужна, ежели весна и без того весна. И кто сказал, что песням зимой конец? Совсем не конец. Что за глупый сквоpец!”
– Меня Игорь зовут, а тебя?
– Людмила. Но ты опоздал льстить и лицемерить.
– Испытай.
– Мальчишка! Зачем тебе это нужно?
– Не знаю. Просто так. “ В городе нашем ох многолюдно: три остановки, а встретиться трудно”. Народу полно, людей не видно. Ты мне симпатична, старушка.
– Смешно. Если тебе всё равно, с кем… мне – тоже. А пошли! Мне того добра не жалко.
Виноград оказался настоящим, шампанское – тоже. Мало того – Игорь не обманул даже в чувствах.