Любовь моя - стр. 66
Инна не отреагировала. Конструктивного разговора не получилось.
Из Инниного молчания Жанна так и не поняла, согласна та с ней, или как всегда дразнит, пытаясь любую поддержку чьего-то мнения истолковать как заигрывание. «Инна хочет возвыситься в своих или моих глазах? Внушает мне комплекс неполноценности, зная, что меня это очень огорчает? А я обману ее ожидания, да еще и поквитаюсь», – решила она и спросила голосом наивной овечки:
– Откуда у тебя столь «глубокое» знание возможностей СМИ? Самой доставалось от них, попили твоей кровушки или чужие слова повторяешь?
Но Инна снова уклонилась от ответа и, как ни в чем не бывало, продолжила свою мысль:
– После активного анонсирования некоторые писаки мелькнут еще несколько раз в телепередачах, черкнут о себе пару статеек в газетах, между делом успеют провести несколько встреч с читателями – и вот тебе гарантия уважения народных масс.
– Да мы завистливы! – радостно удивилась Жанна.
– Инна, предложи писателям иной способ рекламирования своих произведений, – попросила Аня.
– Я думаю…
– Не слишком ли много ты сегодня думаешь? – с наигранным чувством мрачного удовлетворения остановила Инну Жанна. И неожиданно любезно, без явной иронии в голосе добавила:
– Не перетрудись, пожалуйста.
Ане не потребовалось много времени, чтобы оценить уровень язвительности этого скромного замечания. Она умоляюще взглянула на Лену. В ее глазах читалось: «И эта туда же? Меня ужасно удручает ее неприветливое высокомерие. Огради».
Но Жанна опередила Лену.
– Надоело пикироваться, – сказала она и пренебрежительно вздернула плечами, словно надеялась стряхнуть с себя впечатление, произведенное своей же издевкой. (Неплохой способ уйти от ссоры.)
Но надо слишком плохо знать Инну, чтобы не ожидать ответного удара, когда противник смирился или отступил.
– Тебя волнует историческая фантастика? Генералиссимус ты наш неосуществленный, с ярко выраженной индивидуальностью! Тебе же надо непременно знать, что всё в книге закончится превосходно. Ты всегда ждешь хорошую любовную историю, чтобы были могучие телом мужчины и лихие намёки на флирты с ними. Ну, в общем, что-то развлекательное, но… не очень умное.
Так этого добра везде навалом – читай не хочу. А вот книги Риты не о событиях, а о людях, не о катастрофах вовне, а о сложных, так необходимых нам всем взаимоотношениях между мужчинами и женщинами. Они о драмах и трагедиях внутри человека, о том, что пораженное горем или бедой сознание не способно смотреть в лицо реальности. И вот тут-то один отворачивается от своей трагедии, начиная играть несвойственную ему роль, другой попадает в поток чужой жизни, теряет все свои прекрасные порывы и тупо, как вол на пашне, тянет ярмо духовной и материальной нищеты или ищет призрачное счастье на стороне. А третий, окунаясь в безрадостную человеческую юдоль, борется из последних сил. Еще они про тепло и нежность в семье, про близость. Ей не скажешь, мол, пиши обреченнее, злее, больнее. И так всего этого там сверх головы… Русскому человеку надо, чтобы все было по совести, по справедливости, по жалости. Про свои чувства у нас все понимают.
– Прекрасная речь! Но зачем все это «отливать» в строки? Чтобы «от мук не знать свободы»? Счастье, счастье… Есть вещи более важные и глубокие, более достоверные, чем счастье, – в пику Инне сказала Жанна просто так, чтобы позлить ее.