Любовь моя - стр. 13
– Писать для меня на самом деле прихоть, удовольствие, потребность и жизненная необходимость. Я потворствую своему желанию, позволяю сбыться моей мечте. И это совсем не похоже на работу. Книги для подростков не написаны старанием разума, они как бы случились… Они не результат труда, а данность. Наверное, потому, что родина детского писателя – его детство. Я писала словно в состоянии экстаза, на одном дыхании. У меня было нескончаемое вдохновение. Как когда-то, в далеком школьном детстве. А написанное под влиянием вдохновения, почти не требуется редактировать. Слова в это время являются самые верные и яркие. Мысли неудержимо рвались из меня с какой-то настоятельной требовательностью. У меня, пока я их писала, было изумительное ощущение полета!
– И тебе казалось, что этот полет будет продолжаться вечно! И вдохновенье больше не покинет тебя.
– Я словно бы разговаривала сама с собой, с тем ребенком, который еще был жив внутри меня. Ты же знаешь, я очень рано повзрослела, намного опередив свой возраст. Может, поэтому мне так хотелось хотя бы в книгах еще немного побыть ребенком? – шутливо добавила Лена. – И еще был неожидаемый, но очень важный итог написания мной детских книг: я будто отпустила все свои беды: детдомовские и школьного возраста. Они ушли далеко-далеко от меня и перестали преследовать.
– В школе ты училась с какой-то недетской сознательностью. А теперь чувствуешь себя Творцом?
– Ну… не так пафосно. Но без крыльев не полетишь.
– Понимаю, это не механическая работа. Чтобы написать, ты должна была… что-то услышать, чтобы тебе с неба… свалилось. Ты как бы перевоплощалась в своих маленьких героев? Стремилась идентифицировать себя с каждым? – спросила Аня.
– Это по большей части происходило подсознательно. Мои друзья детства, эти маленькие «военные осколочки», на всю жизнь остались в моем сердце со всеми своими «зазубринами и занозами» в характерах. Я с ними – единое целое. У нас общая боль, общие слезы. Я, когда о них писала, плакала.
– Чайковский тоже плакал, сочиняя музыку, и это чувствовалось в его произведениях, – отметилась сравнением Жанна.
– Сироты военных лет – беда, а брошенные современные дети при живых родителях – позор для общества. Они говорят о его нездоровье, – вздохнула Лена. – О них я еще напишу.
– Один мой товарищ считает, что всё в жизни желательно делать с удовольствием. Надо ставить перед собой вопрос: «Если это у тебя отнять, тебе станет лучше или хуже? И только потом делать вывод: продолжать этим заниматься или нет. Надо прислушиваться к себе. Словами можно убедить, переубедить, а чувства не обманут». И ты тоже прислушиваешься?
– Я бы слово «всё» убрала из этого воззвания. «Надо» в нашей жизни обычно выступает на первый план. Но что касается творчества, то тут твой товарищ прав, – ответила Лена Жанне. – Детские книги я писала памятью своего сердца.
– Знаешь, что еще для меня важно в твоих книгах, помимо всего того хорошего, что мы уже обсудили? Сейчас мало пишут о взрослении подростков. А у тебя есть прелестные, нежные трогательные рассказики о первой любви, такой искренней, честной, чистой, доброй, без ревности, обманов и злости. Ты повествуешь про любовь безответную, но такую восторженную, первозданно радостную! В ней потрясение счастьем, понимание безграничности этого удивительного чувства.