Любовь меняет все - стр. 26
Судя по испуганному перешептыванию, в дверях уже собрался чуть ли не полный штат прислуги. Колдер даже головы не повернул.
– Фортескью, немедленно установите мышеловки.
– Будет сделано, милорд, – без запинки ответил Фортескью. А затем: – Все, уходите. Его светлость не нуждается в вашей помощи.
До сих пор Колдер не замечал, что на его юной супруге почти ничего нет из одежды. Халат соскользнул с плеча, а под ним была лишь тонкая рубашка из легкого батиста. Колдер, продолжая держать ее за плечи на вытянутых руках, медленно окинул Дейдре оценивающим взглядом.
Прижми ее к себе.
Ее голое плечо было таким шелковисто-прохладным. Колдером овладело странное ощущение, словно он не должен прикасаться к ней, хотя, как ее муж, он, разумеется, имел на нее все права. Пальцы его крепче стиснули ее плоть. Дейдре не была субтильной дамой – она была человеком действия, даже если эти ее поступки были, мягко говоря, труднообъяснимыми.
Прикоснись к ней.
При этой мысли Колдер почувствовал, что твердеет. Тело ее состояло из прелестных женственных изгибов. Он представил, как она изгибается в его объятиях. Он мог бы заставить ее кричать в экстазе. Он мог бы сделать так, что ей это понравится.
Возьми ее.
Его кровь отхлынула к чреслам, лишив мозг необходимых ресурсов для правильной работы. Вообще-то Колдер старался избегать столь бездумных состояний, но в данный момент он не мог вспомнить, по какой причине старался этого избегать. Сейчас ему хотелось продлить это безрассудство, даже углубить его, потеряться в нем, в ней, накрыть ее своим телом, присвоить себе…
Воспоминание… Обнаженная Дейдре. В мыльной пене.
Эта потрясающая ванна все еще в комнате?
Она высвободилась из его внезапно онемевших рук и укуталась в халат, словно закрываясь от его взгляда.
– Поскольку я не валяюсь мертвая на мостовой и не свисаю с подоконника, полагаю, что должна сказать вам спасибо. – Дейдре смотрела на него хмуро и отнюдь не благодарно, хотя и благодарила на словах.
– Всегда к вашим услугам, – произнес Колдер, прежде чем понял, что она хотела этим сказать. Прищурившись, он добавил: – Я не одобряю мелодраматические представления.
Дейдре обнажила зубы в хищном оскале.
– Рада за вас, – произнесла она и, отвернувшись, резким движением запахнула халат еще глубже и сильнее затянула пояс. Она еще пробормотала что-то, что он не расслышал.
– Моя дорогая, – чеканя слова, сказал Колдер, – я также не одобряю дерзость и капризы.
Дейдре стремительно обернулась к нему, и влажные волосы, хлестнув ее по щекам, частично прилипли к ее лицу.
– Я сказала, что я не сумасшедшая! Я не рисковала жизнью из-за того, что боюсь проклятых мышей!
Колдер раздраженно отмахнулся.
– Глупости. В Брук-Хаусе не водятся крысы. У вас слишком бурное воображение.
По непонятной причине его слова еще сильнее ее разгневали. Дейдре указала дрожащим пальцем на дверь.
– Уходите!
Колдер замер.
– Я тут хозяин.
На этот раз она, прищурившись, посмотрела на него.
– Я чувствую, что вот-вот расплачусь. Слезы подступают к глазам. Реки слез! Вы готовы их осушить?
Слезы? Колдер непроизвольно отшатнулся.
– Э… Я пришлю к вам горничную, хорошо? – сказал он и поспешно ретировался к двери.
Дейдре насмешливо смотрела ему вслед. Насмешливо и сердито. Или то был не гнев, а разочарование?