Любовь – кибитка кочевая - стр. 14
– У-у-у, всех в мешок пересажаю! – погрозила им Варька, и ребятишки с испуганным щебетом брызнули прочь. Варька рассмеялась и ускорила шаг. Из-за поворота донеслись звонкие детские крики:
– Мамка, тятя, цыганки идут! Одна красивая такая!
– Это про меня! – горделиво подбоченилась Варька, и Настя прыснула. Варька же со смешком показала ей вперед:
– Гляди – встречают уж!
Действительно, в одном из дворов толстая тетка, косясь на цыганок, вовсю загоняла в изгородь квохчущих кур. С соседнего забора молодуха проворно стаскивала сохнущее белье. Еще дальше сухая, вся в черном старуха, бранясь, волокла домой отчаянно орущего ребенка, минуту назад спокойно игравшего на дороге. Ребятишки вернулись и, выстроившись вдоль дороги, ели глазами Варьку и Настю.
– Э, красавица, красавица ненаглядная! – завела Варька привычную песню, заглядывая через забор. – Дай на судьбу счастливую погадаю! Денег мне не надобно. За красоту твою все расскажу…
Молодуха недоверчиво, зажимая под локтем сверток белья, подошла к забору – и вдруг всплеснула руками, чуть не уронив выстиранные рубахи в пыль двора:
– Ахти мне! Чудо-то какое! Ос-споди! Тетка Гапа! Нюшка! Ганька! Бежите смотреть, отродясь такой цыганки не видавши! Как с иконы сошла!
У Насти загорелись скулы. Она опустила ресницы и стояла неподвижно все то время, пока к ним с Варькой сбегался народ. Через четверть часа у дороги толпилось полдеревни. В основном это были бабы и ребятишки, тут же взявшие цыганок в плотное кольцо. Они бесцеремонно разглядывали Настю, смеялись, спрашивали: «Откуда ты такая взялась-то, касаточка ясная?»
– Вот какая у нас Настька! – расхвасталась Варька. – Она в нашем таборе лучше всех гадает, правду говорю! Молоденькая, ты ей руку-то дай, не пожалеешь!
Молодуха, первая увидевшая их, смущенно потерла руку о подол и дощечкой протянула Насте. Варька тут же скроила безразличную мину, уселась на траву и, глядя поверх головы Насти на солнце, вполголоса запела по-цыгански:
– Драбар, драбар… Пхэн: ром тиро матило, сакра тири злыдня… Ай, дале, пхарес тукэ пэ кадо кхэр…[11]
– Муж твой молодой пьяница… – неуверенно начала Настя. – Свекровь твоя – ведьмища… Тяжело тебе, милая, в этом доме живется…
– На гара тукэ лынэ, ай ясвэндыр дукхэна якха… – закрыв глаза, напевала Варька. Настя продолжала:
– Недавно тебя замуж взяли, а уже все глаза выплакала, по дому скучаешь. По матушке с батюшкой, по сестрицам малым…
– И по бра-а-атику… – вдруг всхлипнула молодуха, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Бабы вокруг сочувственно покосились на нее. Настя погладила ее по ладони, покачала головой. Вздохнув, посоветовала:
– Терпи, родненькая. Бог терпел и нам велел. Совсем скоро ребеночка родишь, а через год – еще одного, а там еще девочку, и все живы будут и здоровья хорошего, ими и утешишься. Молись богу, все ладно будет.
Варька оборвала свою песню, изумленно посмотрела на невестку из-под ребра ладони. Та улыбалась всхлипывающей бабе, держа ее за руку.
– Тьфу, ворожка босоногая, всю душу раздеребанила… – пробормотала молодуха, трубно сморкаясь в край передника и нехотя вытаскивая руку из ладоней Насти. – Подождь, чичас вынесу что найду, пока свекруха в поле…
Она побежала в избу, нетерпеливо отгоняя путавшихся под ногами гусей и ребятишек. А Настю опять принялись вертеть из стороны в сторону: