Любовь как лекарство - стр. 11
– Академия Художеств?
– Когда я смотрю назад, мне кажется, годы учёбы были лучшими в моей жизни. Всегда смех, веселье, радость без причин. Юности не нужны причины для радости. Вокруг легко порхало вдохновение, садясь к каждому на плечо, и озаряло лица, молодые, счастливые. Учиться было интересно. У меня получалось: и цвет, и завершённость в холсте. Вообще-то я с детства любила рисовать, несколько лет ходила в художественную школу. В Академию поступала три года подряд. Не брали. А когда поступила, чувствовала себя победителем, казалось, весь мир у моих ног, и теперь всё в жизни будет так, как я захочу. А он меня сломал и выбросил…
– Не останавливайтесь.
– Чего мы там только не изучали: и анатомию, и историю искусств, и иконографию, и библейские сюжеты, и спецхимию даже. Когда занимаешься любимым делом, жизнь окрашена другими красками, палитра шире. Вы согласны?
Нелли согласно покивала, уж она-то знала, как никто, что значит быть на своём месте и заниматься тем, что нравится.
– Муж никогда не придавал значения тому, что я художник. Как будто даже стеснялся, что я более образована, чем он. А я старалась ему угодить, и не выпячивалась. Мне вот сейчас мысль в голову пришла: это не он меня уничтожил, а я сама себя позволила…
Она надолго замолчала.
– Мне, оказывается, очень приятно и радостно вспоминать то время. Время, когда всё впереди. Летом у нас была частная практика, иногда выездная. Даже в Крым ездили. Писали всё подряд – портреты, пейзажи, натюрморты. Песни пели вечерами под гитару, дружили, любили, травку покуривали. Но это редко, с этим делом было строго, если застукают – конец. Я всего несколько косяков выкурила за всё время. Возвращались, устраивали небольшие выставки. Нелли, как вы думаете сорок два года – это очень много для женщины?
– А вы как думаете, Ольга?
– Иногда этот возраст лежит на мне надгробной плитой. Трудно дышать и двигаться, нужно стиснуть зубы и терпеть. А сейчас мне показалось, я что-то увидела впереди, я вовсе не такая старая.
– Что вы сейчас чувствуете?
– Впервые после развода чувствую лёгкость. Мне легко стало, понимаете?
– Задержитесь в этом чувстве, расскажите о нём ещё.
– Мне показалось, у меня ещё есть время. Главное его не терять, не транжирить на обиду, не расходовать оставшееся на злость и месть. Нелли, с вами хорошо говорить, вы как будто умеете слушать, мне сейчас показалось, вы меня понимаете. Это в первый раз за столько месяцев. Простите.
– Мне нравится, что вы говорите мне правду.
– Подруги слушают вполуха, дают дурацкий совет, и бегут по делам. Конечно, я им надоела, сливаю им своё горе, а они не знают, что с этим делать. Сколько можно терпеть? Это я тоже только сейчас услышала.
Это было уже похоже на терапевтический альянс.
Последующие сессии Ольга много говорила о живописи. Ей нравились Левитан и Шишкин. Полотна Левитана она переписывала по многу раз, особенно «Белую сирень» и «Альпы». Ездила в Омск, в музей Врубеля. Она рассказывала о любви Левитана и Софьи Кувшинниковой, со слезами описывала страдания этой женщины, прощавшей возлюбленному все измены, и проводила параллель с собой, со своей трагедией. После смерти Левитана Софья написала воспоминания о нём, в которых не было ни слёз, ни упрёков. Ольга, подумав, сказала, что многим женщинам видеть в гробу своего возлюбленного намного легче, чем в объятиях другой женщины. Нет, она не желала ему смерти, боже упаси, но мысль о другой постели страшными пытками терзала душу.