Любовь и смерть всегда вдвоем - стр. 31
– Ты же сказал, что не хочешь в садик после работы бегать!
– Да мало ли что я сказал!
Снова пошла перебранка, но видно, что мужик не уступает больше из упрямства. Бабе своей насолить хочет. Дочь ему не нужна. Нет, здесь все ясно.
– Так вы настаиваете на разводе? Подумайте хорошенько, истица, – не унимается вобла.
И вновь она влезла! Ну что старой деве надо, спрашивается? А эти двое, как только доходит до дела, сразу же начинают ломаться. Мнутся, косятся. Она на него, он на нее. Господи, да они же друг дружку любят до смерти! Просто пришли на людях поругаться. Ну и цирк! Стоят, комедию ломают. Игрушки им. Нет, это может затянуться надолго. А как же Мишка? А коньки?
И я говорю им внушительно:
– Граждане, вы не в цирк сюда пришли. И незачем время у людей отнимать. Или сейчас все решайте, разводитесь к чертям, или мы ваше дело больше в суде разбирать не будем. А репетиции дома у себя устраивайте. Суд – не театральные подмостки. Вас касается, гражданка истица.
И тут актриса вспыхнула вся и решительно заявляет:
– Да не собиралась я никакого представления устраивать! Я пришла, чтобы развестись с этим человеком. И без развода не уйду!
– Согласен! – в свою очередь кивает мужик. – Если ей так хочется, разводите!
Бабы, особенно тихоня, все еще мнутся. Помирить их хотят. И неизвестно, насколько это затянется. Но на то я и мужчина, чтобы на них надавить. Все и так ясно: выносим постановление о разводе, девочка остается с матерью, Мишка с коньками. И бегом отсюда. Бегом…
Хорошо, что у меня машина. Пять лет в очереди отстоял. На льготной, заводской, как передовик производства. И купил «Москвича». Цвет «Лотос», как сейчас помню. Неделю как заведенный все повторял, вылизывая свою красавицу: «Лотос», «Лотос», «Лотос»… Сколько их потом было, не вспомню, и отечественные, и иномарки, но эта – первая любовь. На всю жизнь.
Короче – я к машине, а они там, возле стоянки. Стоят, с ноги на ногу переминаются. Вроде бы пора в разные стороны разойтись. Ему, как говорится, налево, ей – направо.
– Ну, пока.
– Пока.
И снова стоят. А мне-то что, я к сыну опаздываю.
– Извините. Пройти можно?
– Да-да.
Господи, какие у нее глаза! Не глаза – океаны. Все реки тоски, какие только есть на этом свете, слились – и в этот синий омут. Глубоко-то как! Да… Глубоко.
Но я в машину. Ничего страшного. Захотят, опять в ЗАГС придут. Не зарезал же – развел. У них своя жизнь, у меня своя. Любить по-разному можно. И в ссорах меру знать. Иначе как бы не заиграться…
…И мы трое разошлись в тот день в разные стороны. Он, как говорится, налево, она направо, а я – к Мишке. А когда потом встретились вновь, спустя много лет, я вспомнил этот день. И пожалел, что думал тогда только о коньках, катание на которых все равно не пошло Мишке на пользу. Он через месяц упал и ногу сломал. А я жизнь себе и… В общем, много кому. Вот так.
Пациент».
И все. Знакомая история. Но почему он снова и снова к ней возвращается? Бракоразводный процесс, каких в его жизни был не один десяток. С год Стрельцов П. П. числился в народных заседателях. Но все время вспоминает про эти коньки. К чему?
Люба обратила внимание на последний абзац. Прежде в рассказе Павла Петровича этого не было. Все заканчивалось тем, что он сел в машину и уехал. А дальше про то, что его молодая жена оказалась стервой. И что, мол, не только она в этом виновата. Проблемы воспитания. А он должен страдать. А тот самый Мишка, свет в окошке, вырос стервецом. До денег жадный, с мачехой делиться не хочет. Друг дружку из дому выживают. Обычная история. Слишком уж обычная. Словно сыгранная по нотам. Уверенно сыгранная, без запинок. Придумать такую фантазии много не надо. А если судить по выбранному псевдониму «Пациент», фантазия у Павла Петровича действительно небогатая. Но Стрельцов – «Ромео»? Невозможно в это поверить! И тем не менее…