Любовь и проклятие камня - стр. 10
– Все идет по плану, – сказал он своим гостям, и те облегченно загомонили, и только сейчас Соджун понял, насколько напряженной до этого была обстановка.
«Что-то случилось, что-то произошло», – подумал капитан и посмотрел на отца.
– Ты останешься здесь. Вечером нам предстоит одно дело, – ласково проговорил, улыбаясь, отец.
– Его величество…, – проговорил Соджун.
– Его Величеству мы и должны послужить, и здесь ты останешься как раз из-за этой службы, – твердо заявил отец, и сын с поклоном вышел из комнаты.
Когда солнце село и на Ханян опустилась ночь, отец вновь призвал сына.
– Против Его Величества зреет заговор, и ты, сын, должен будешь сослужить службу нашему королю! – заявил старик.
Соджун опешил и, по привычке, сжал рукоять меча.
– Заговор? Против Его Величества? Какой заговор? – едва смог выговорить мужчина. – И вы молчали? Его нужно спасти!
Он вскочил на ноги, чтоб бежать на выручку монарху, но отец его остановил.
– Его величество охраняет Син Мён, и у него там вся королевская стража, – заявил министр финансов твердо. – Твоя задача, как капитана Палаты Наказаний, покарать изменников страны! Пока они спят в своих норах, нужно наказать их всех!
Соджун никогда не видел своего отца в таком возбуждении. Глаза горели. Сжатый кулак, казалось, демонстрировал всю силу, на которую был способен старик. И вся его поза говорила о правоте, о чести, о любви к родине. И Соджун уверовал в эту правоту! Отец всегда был на стороне короля Сечжона. И сейчас он свято поддерживает малолетнего внука великого правителя.
– Тебе, сын, предстоит доказать свою преданность его величеству, и отстоять имя лучшего мечника Чосона, – напутствовал отец, – не забывай, чей ты сын!
Услышав эти слова, Соджун поклонился и вышел. Во дворе его уже ждали вооруженные люди. Капитан вскочил в седло, его примеру последовали остальные, и небольшой отряд покинул двор министра финансов.
У него был свиток, где значились имена изменников. В окружении стражников он вламывался в чужие дома, где мирно спали люди, и выхватывал предателей из теплых постелей. Большинство тут же хватались за меч, и тогда Соджун, свято верящий в свое правое дело, выдергивал верный клинок из ножен и разил им врагов…
Ему не было равных. Никто не смог противостоять – отцы семейств падали, подкошенные ударом. Брызги крови орошали светлые одежды домочадцев, и как же белый тогда слепил глаза! Соджун никогда не думал, что цвет может быть таким ярким. Ярким его делала кровь – алая на ослепительно-белом. Слуги, вооружившись кто чем, оказывали сопротивление. Мотыги и вилы против луков со стрелами и закаленной стали клинков – безумцы!
Нигде не обошлось без крови. Крики женщин и умирающих резали слух. Сам Соджун весь – с головы до пят – был забрызган чужой кровью. Он напутствовал своих людей, что изменников нужно схватить живыми, дабы те предстали перед королем и всем Чосоном, но кровь лилась рекой. На защиту мужей и детей вставали женщины. В одном из домов Соджун перехватил своей сталью клинок солдата, занесенного над оглушенной ударом матерью семейства.
– Не убивать! – гаркнул командир. – Связать и бросить в хлев вместе с детьми.
– Эта жена изменника мне шпильку в бок воткнула! – скрипнул с досады подчиненный и вновь занес меч.
Соджун рукоятью клинка отбросил назад разъяренного солдата.