Любовь эпохи ковида - стр. 10
Я, можно сказать, никогда.
– Но встреча будет в стиле регтайм! – озабоченно произносит Игорь.
– Это уж вам виднее, – говорит патриарх.
По дороге я спросил Игорька: что значит «в стиле регтайм»? Стопроцентно, он и сам этого не знал, и я волновался.
– Регтайм – это значит, как получится! – деловито отвечает он.
Но как только я увидел и обнял плотного, теплого Юру, добродушно улыбающегося, я сразу понял – с ним будет хорошо.
– Братики мои! Как я рад-то! – простосердечно проговорил он.
Но я заметил, как Игорек поморщился от «рад-то». Недопустимое просторечие. Игорек сам, кстати, родился в Саратове… но далеко ушел.
– К сожалению, наше время ограничено! – заявил он, глянув на запястье, где часов, кстати, не было. Но это мелочь. – Может быть, мы успеем пропустить по хайболу!
– Ну, это уж вы глядите, – с волжской растяжкой произнес Юра. – Вы места знаете.
Волжане, понял я, никогда не спешат. Он мне нравился все больше. А то уж больно какая-то взвинченная пошла жизнь!
Мы входим в пышные ворота ВСХВ. Вот она, советская жизнь… какой она должна быть! Фонтан «Дружба народов» – девушки всех шестнадцати национальностей (по числу республик), гигантские красавицы в нацкостюмах. Тогда это уже вышло из моды и даже снобировалось! И Игорек, соответственно, поморщился. Нет ни одного приличного места, где можно было бы пропустить по хайболу. Кругом лишь советская неоклассическая пышность! Замечу – совсем не то, что нынешний «узбекский евроремонт»!
Узбекистан тогда тоже склонялся к пышности – резной павильон, слегка напоминающий чудо-мечети Самарканда, и такой же разукрашенный уходящей роскошью ресторан.
– Ишь ты! – оглядывается по сторонам Юра. – Ну че? Может, тут присядем?
Игорь мучительно морщится. Он стремился показать Юрию современную Москву. Правда, не так чтобы очень стремился. А это что ж получается – «Назад в СССР», как еще в то время не пел Джон Леннон? Или уже пел? Но возвращаться в Советский союз было бессмысленно, потому как он никуда и не уходил, а, наоборот, – цвел, судя по выставке. Лишь Игорь стремился в неизведанное будущее. А я оцениваю время по запахам! Таких ароматов я еще не вдыхал… или – недовдохнул? Мясо – и чудные специи. Не зря ко мне вскоре приклеилось прозвище «зам по наслаждениям» и сопровождало потом всю жизнь.
– Годится! – Я потирал ладошки.
Игорь сел – но лишь на краешек стула. «Воротил харю», как говорят некультурные.
Подошел официант. Не узбек.
– Вы, ребята, обедать будете? Или так присели? – он кивнул на Игорька, «отворотившего харю» еще больше.
Но мы-то сидели плотно.
– Обедать, конечно! – Юра неторопливо расставляет свои волжские «о».
И официант явно выделил его.
– Тогда держите меню. Может, зеленого чая пока принести?
– Да! Чай! – радостно восклицаю я.
Бабушка всегда приговаривает: «Чай не пьешь – откуда силы берешь?» Хлебнем благодати!
– В чашках? Или чайник, побольше?
– Да уж чайник несите! – командует Юра.
Вот кто у нас настоящий бай! Круглолицый, загорелый, с ежиком на голове, ладони сомкнул на животе, вполне ощутимом. Сидит крепко, уверенно. Добродушно, но цепко оглядывает нас.
– Разные вы, братики! – вдруг говорит он.
Оценивает. Ну, а чего? Имеет право: он уже студент, стипендию получает! А мы? Значит, кто-то лучше, кто-то хуже, на его взгляд? Или – просто разные? Сейчас разберемся.