Любовь до гроба - стр. 39
Фермеры и слуги в знак признательности оставляли на кухне откормленного гуся, круг колбасы, корзину яблок или горшочек сливок, что нынче было для госпожи Черновой куда полезнее драгоценных безделушек.
Поколебавшись, молодая женщина приняла подарок и искренне поблагодарила, скрывая навернувшиеся слезы.
Быть может, если бы у нее раньше была эта вещица, господин Чернов остался бы жив? Как знать…
Потом Ферлай, разом помрачнев, нерешительно произнесла:
– Я хотела вам кое-что рассказать…
София заверила, что готова слушать.
– У меня есть старая нянька… – начала издали барышня Варгуларс, сложив руки на коленях, будто в классе, и внимательно их изучая, – у нее две сестры. Дочка одной из них служит горничной у госпожи Дарлассон.
Гадалка, не ожидавшая, что разговор коснется хозяйки библиотеки, невольно вздрогнула и напряглась.
Гоблинша взволнованным тихим голосом продолжала:
– Так вот, она рассказывала, что госпожа Дарлассон была… возлюбленной сторожа… как же его? Ах, да, господина Ларгуссона. Считается, что жилая часть дома и библиотека отделены, но из ее спальни есть потайной ход. Слуги говорят, что этим путем часто пользовались…
Ферлай смутилась и умолкла.
София стиснула подлокотники кресла и с трудом признала:
– Вы правы, это важно. Благодарю за рассказ и прошу меня извинить, мне нехорошо.
– Конечно, не буду больше вас беспокоить.
Гоблинша сделала ксиксен и ушла, оставив хозяйку дома в полнейшем смятении.
Выходит, госпожа Дарлассон не только имела любовника, но и могла спокойно покинуть место преступления. Неужели все так и было?!
Благодаря деятельной натуре господин Рельский снискал уважение знакомых. Нередко он сожалел, что дни слишком коротки и невозможно все успеть. Множество дел и забот отнимали большую часть времени, потому для праздного безделья у него чаще всего не оставалось ни минутки. В немалой степени именно из-за этого в свои годы он все еще был неженатым.
Мировой судья не присутствовал на суде коронера, послав туда своего секретаря Фергюссона, которому поручил понаблюдать за представлением и передать записку инспектору Жарову…
Ближе к полудню господин Рельский расправился с первоочередными письмами и изнеможенно откинулся в кресле. Он привычно потер висок – последние месяцы все чаще болела голова – и позвонил прислуге. Спустя несколько минут ему принесли стакан бренди, прописанного доктором для таких случаев. Мировой судья, изнуренный болью, изредка прибегал к спасительной помощи, хотя не любил снадобья, ослабляющие самоконтроль.
Боль обручем сдавливала лоб, колола виски и путала мысли. Постепенно мучительное ощущение отступило, и мужчина, как это обычно бывало, тут же почувствовал небывалый подъем и готовность работать дальше.
Тут весьма кстати вернулся секретарь и подробно изложил все виденное. Госпожа Шорова своим рассказом привела общество в ажитацию, однако присяжные ограничились вердиктом: «Смерть господина Ларгуссона имела насильственный характер и воспоследовала из-за действий неустановленных по делу лиц или лица». Коронер графства был давним другом господина Рельского, а последний применил все свое влияние, дабы добиться столь обтекаемой формулировки. Конечно, обыватели остались весьма разочарованы, но мирового судью менее всего занимало их мнение.