Любовь без мандата - стр. 95
– Вазы, честное слово, нет. Может, это подойдет?
И поставил на середину стола сияющий никелированный кубок городской спартакиады, три дня назад похищенный неизвестными хулиганами.
– Откуда это у вас? – ошеломленно спросил Николай Петрович. Барменское самолюбие сделало последнюю попытку вырваться из стального захвата, но было окончательно прижато к ковру.
– Какой-то парень вместо денег впарил: не поднимать же шум из-за полтинника!
– Локтюков! – закричал Шумилин на весь зал.
Посчитав, что первого секретаря бьют, глава оперотряда, расшвыривая стулья, выскочил из вестибюля и замер, увидев знакомый серебряный сосуд, в который ничего не подозревавшая Аня уже поставила понурившиеся гвоздики.
Благосклонно глядя на себя в зеркало и пританцовывая, Шумилин ездил по щекам трескучей электрической бритвой. Выпадают редкие дни, когда чувствуешь себя победителем жизни, сегодня у него был именно такой день: он даже проснулся с ощущением легкости, чего с ним давно уже не случалось.
Весь вчерашний день здорово напоминал счастливую концовку плохого детектива. Примчавшийся по звонку инспектор Мансуров опросил бармена и нескольких ребят, постоянно пасшихся, чуть не ночевавших в дискотеке, заверил райкомовцев, что остальное – вопрос техники, и обещал позвонить утром. Прощаясь, он пожимал руку краснопролетарского руководителя с каким-то особенным уважением.
Шумилин пошел провожать Таню домой, и они еще долго бродили по темным улицам, сгрудившимся у подножия сияющего стеклом проспекта. Несколько раз им встречались дружинники; некоторые оперотрядники узнавали первого секретаря и поглядывали на него и Таню с тем выражением, какое бывает у детей, вдруг выяснивших во время турпохода, что учительница тоже очень любит сладкое и до смерти боится лягушек.
Потом они сидели на широкой и низкой скамье, передвинутой кем-то с автобусной остановки в глубь заросшего, почти поленовского дворика. Шумилин вновь и вновь рассказывал Тане о происшествии в райкоме, не переставая изумляться, что кубок отыскал именно он.
– А если бы эта Аня не вспомнила про цветы? Представляешь?
– Представляю… А что будет тем, когда найдут?
– Плохо будет. Статьи я не помню – надо у Мансурова спросить.
– А от тебя это будет зависеть?
– Все, что зависело от меня, я сделал.
– Все? Я думала, ты добрее.
– Что же поделаешь?
– Наверное, ничего. Я замечала, когда врачи становятся большими руководителями, обычно это отражается на их пациентах. За все приходится платить. Я слышала, тебя в горком приглашают?
– Приглашают в гости. Работу в горкоме мне пока никто не предлагал. А за свою карьеру – тебя не смущает такое слово? – я расплачиваюсь собой… Понимаешь, собой, а не другими.
Холостой приятель, увидев их на пороге в половине двенадцатого, так оторопел, что даже забыл ударить себя по лбу. Этой ночью, обессилев, Шумилин и Таня впервые заговорили о будущем…
…Шумилин добрился, струей одеколона, как из маленького огнетушителя, немного остудил жар воспоминаний, затем долго одевался перед зеркалом и натер себе шею, подбирая галстук, а когда выглянул в окно, обнаружил, что водитель подал машину с редкой пунктуальностью. Прыгая через ступеньку и легкомысленно размахивая кейсом, первый секретарь выпорхнул на улицу и, ослепленный солнцем, остановился, дожидаясь, пока рассеются синие пятна перед глазами.