Любовь Айдола - стр. 20

ОНА

Парковка остается позади, а мы спускаемся на площадку с видом на горы. Оранжевое солнце, как желток, разлито по склонам. Время здесь словно застыло – наверное, так воспринимают жизнь каменные глыбы холмов. Кем бы ты ни был, что бы ни делал, для них – ты просто букашка, которая суетится и бесследно пропадает.

Тем ценнее каждая секунда. Как жизнь бабочки. И может скале хотелось бы хоть на несколько минут взмыть в небо, насладиться свободой движений, легкостью и быстротечностью. “Memento mori”, помни о финале. Но не с тревожным ощущением, от которого сковывает тело, а с благодарным принятием и проживанием “сейчас”. Такую пафосную мысль хорошо бы записать хотя бы на диктофон, чтобы использовать в следующей книге. Хотя не все любят лирические отступления.

– Красиво, да? – Эм становится рядом, опираясь на деревянные перила.

Голова кружится от резкости обрыва, а может дело не в высоте. Озвучиваю вопрос, который часто задаю себе: “Ты любишь жизнь?”. Мужчина снова выглядит отрешенно и задумчиво. Он произносит всего одно слово:

– Недостаточно.

– Знаешь, всего одна неверная мысль может разрушить человека изнутри, – говорю как бы между делом.

– Какая? – Эм поворачивается и следит за моими губами.

– Мысль “со мной что-то не так”. Она отравляет радость.

Мы оба растворяемся в панораме гор и молчим несколько минут.

– Столько людей ненавидят себя, только потому что не подходят под идеал… – продолжаю размышлять вслух.

– Я, кстати, никогда не считал себя красивым, даже наоборот, – признается Эм.

– Ты некрасивый, – говорю максимально серьезно, чем вызываю удивление на идеальном лице.

Он снимает маску, заставляя оторвать внимание от последних лучей солнца.

– Правда? – от одного его голоса внутри перехватывает.

– Стандарты красоты навязываются обществом, меняются и не имеют ничего общего с личностью или душой. Каждый человек – солнечная система, с собственными законами. А ты мне кажешься галактикой, или даже целой вселенной. Дело не в чертах лица, а в том, что чувствуешь, соприкасаясь с тобой и тем, что ты делаешь. Через 30 лет лицо изменится, но вселенная внутри останется прежней, – эти слова несколько лет кипели во мне, и сказав их, я словно освободилась. – Ты не должен быть красивым, умным или правильным. Потому что в конце жизни имеет значение только увидел ли ты сам в себе бесконечный космос, понял ли смысл и знаешь ли, кто ты.

– Неудивительно, что ты стала писателем, – он заправляет за ухо выпавшую прядь, как в эстетичном кадре дорогой рекламы.

– Не удивительно, что ты стал актером.

Эм достает из пакета маленькие бутылочки, коробки с закусками и приборы. Мы говорим с набитым ртом, смеемся, просто жуем и наблюдаем как небо меняет краски.

Вот сейчас я расслабилась. Он больше не кажется мне кем-то далеким и невозможным. Хочется остаться здесь. Как скала. Навсегда.

Звук подъезжающей машины эхом прокатывается по долине. Эм вскакивает, поправляя кепку, одним движением натягивает маску и спешно собирает стаканы. Я понимаю, что меньше всего ему хочется быть узнанным.

Оставшаяся еда летит в большой бак у лестницы и мы молча следуем мимо появившейся компании молодых людей. Эм держит дистанцию, а потом ускоряется, отрываясь от меня на пару метров, как будто мы не имеем друг к другу отношения. Становится не по себе, неприятное чувство ненужности врезается под дых.