Люблю тебя - стр. 23

Что за на хрен? Какой-то мужик следил за Лилей?

— Я не знаю, он ли организовал нападение на твою девушку. И я до конца не знаю, следил ли он за ней. Может, это реально был болельщик и просто совпадало, что ему надо в туалет и за кофе тогда же, когда и ей. Но это было подозрительно.

Пытаюсь переварить услышанную информацию. Какова вероятность, что Юля врет? Снова навожу на нее фонарик. Дышит надрывно, тяжело. Глаза огромные, полные страха.

— Я правду говорю! Это были не мы! Не я и не девочки! Наша вина лишь в том, что не рассказали полиции про усатого мужика!

— А почему не рассказали?

Молчит. Как будто смелости набирается.

— Мы радовались, что с ней это случилось, — произносит виновато.

Сука. Какая же сука. Реально похоронил бы заживо.

— И тогда в Мюнхене я поняла, что ты ничего не знаешь. И специально тебе не рассказала.

Усилием воли подавляю в себе ярость, чтобы не засыпать Юлю землей с головой. Руки трясутся, челюсть сжимается.

— А угрозы вы ей писали?

— Ну, может, пару раз.

— Как пару раз? Вы постоянно писали ей оскорбления и угрозы?

— Писали, что она страшная, похожа на лошадь и в таком духе. Это, в общем-то, чистая правда. Но что собираемся ее избить, такого не писали.

— Не избить. От вас были угрозы типа «смотри по сторонам, когда выходишь на улицу».

— Нет, такого не писали. По крайней мере я точно не писала. Другие девочки — не знаю.

Отхожу от могилы на несколько шагов. Меня разрывает изнутри. Сгибаюсь пополам и кусаю рукав куртки, чтобы не закричать от боли, что рвётся наружу. Это произошло с Лилей по моей вине. Я не уследил, не уберёг. За Лилей кто-то следил, а я ни сном ни духом. Я должен был ее спасти. Должен был. Никогда себе этого не прощу. Никогда.

— Так ты вытащишь меня отсюда? Мне холодно.

Выпрямляюсь и набираю полную грудь воздуха. Подхожу к Юле и снова свечу фонариком ей в лицо.

— Опиши усатого мужика.

— У него были усы.

— Это я уже понял по словосочетанию «усатый мужик». Какие ещё приметы?

Пожимает плечами.

— Я уже не помню, если честно. Усы в глаза бросались, больше ничего примечательного не было. На вид, наверное, около сорока лет.

— Как одевался?

— Не помню. Обычно, наверное. Джинсы, куртка.

— Что ещё можешь вспомнить? Не только про мужика. Что угодно. Любая деталь.

— Больше ничего. Когда полиция связалась с нами, мы с девочками сразу на того мужика подумали. Его не только я заметила, другие девочки тоже.

— Когда вы заметили его впервые?

— Не помню.

— Он был на финальном матче сезона?

— Не помню.

Больше я ничего из неё не выбью. Есть вероятность того, что чокнутая врет и блефует? Есть. Но почему-то мне кажется, что она говорит правду. Испугалась могилы не на шутку. Плакала, билась в истерике. Да и сейчас дрожит.

— Клянусь тебе, это были не мы, — тихо произносит.

Не лжёт, понимаю. Даю Юле лопату, чтобы расчистила ноги от земли. Как только она заканчивает, опускаюсь на корточки и протягиваю руку. Хватается за неё, и я тяну фанатку вверх. Жду, когда она отряхнется и возвращаю ей сумку.

— Я отвезу тебя домой.

Испуганно шарахается на шаг назад.

— Не бойся, не трону. Если не хочешь садиться ко мне в машину, дам деньги, поймаешь попутку и доедешь. Но ловить машину ночью на трассе опаснее, чем ехать со мной.

Недоверчиво смотрит на меня, видимо, взвешивая все «за» и «против».