Люби меня - стр. 32

Александр Георгиев: Какой формат ты хочешь?

Не сразу понимаю, о чем спрашивает. А когда понимаю, то злюсь.

Чего он этим добивается? Думает, я по битому стеклу ему навстречу пойду? К черту!

Но, Боже мой, вместе с тем меня так выкручивает! Впервые в жизни приходит в голову полная жесть: бороться с соблазном, стуча в молитвах лбом об пол, как когда-то приказывала мама.

Сонечка Солнышко: С тобой вообще никакой. Я уже говорила, что мне не нравится то, как ты относишься к людям. А особенно то, как ты поступаешь со мной.

Александр Георгиев: Понял.

А вот я ничего не понимаю! Таращусь в смартфон, ожидая, что вот-вот прилетит новое сообщение и все прояснит, но экран вскоре гаснет. Ничего так и не приходит.

Мотор глохнет. Мы на парковке. Вокруг темнота. Я решительно поворачиваюсь к Дане.

– Поцелуешь меня?

Он ничего не говорит. Просто поворачивается и тянется ко мне через консоль. Я сосредотачиваю все свое внимание на его губах. Они выглядят сексуально. Трещины и кровоподтек лишь придают им какой-то безумной притягательности.

Мое сердце еще яростнее заходится. Пускает по венам ток. Меня бросает в жар. Я потею и тут же покрываюсь мурашками.

Хочется поторопить его. Но ни шевелиться, ни говорить я не способна.

Скорее бы прыгнуть. Скорее бы утопить свой страх. Скорее бы задохнуться и забыть ЕГО.

Нам не по пути. Точка. Хватит выдумывать.

Чувствую горячее дыхание Шатохина. Оно приятное. Заставляет меня задрожать. Но… Едва его губы касаются моих, я вдруг прыскаю и отворачиваюсь. Этот смех – не что иное, как нервный срыв. Потому что сразу после этого я утыкаюсь лицом Дане в шею, обнимаю его и разражаюсь слезами.

– Прости… Ты очень классный, но я не могу сделать это назло… – захожусь в бессвязном, совершенно бесконтрольном трепе. – Я почти девятнадцать лет ждала своего первого поцелуя… Я год хотела, чтобы это был ОН! Я люблю его! Мне больно! Я запуталась… Но поцелуй с тобой не поможет мне его разлюбить… Не сейчас… Не хочу использовать и ранить тебя… Прости…

– Блядь… – хрипит Шатохин явно растерянно. Не предпринимает попыток отлепить меня от себя – воспринимаю это как готовность на подобный контакт. – У меня, если что, нет таких долбанутых затыков. Можешь использовать меня. Мне похуй. Я тебя тоже использую. Мать твою… Поверь, очень даже охотно использую. Только не надо со мной рыдать. Это не круто.

– Знаю… Прости… Никому не говори, пожалуйста… Не понимаю, что со мной происходит! Только рядом возникает парень, и меня выворачивает наизнанку. Я вообще никогда не плачу, клянусь! Сегодня был ужасный день… Я будто умерла, понимаешь?

– Не очень.

– Тогда просто поверь на слово.

Наконец, он изворачивается и заставляет меня отодвинуться. Я тотчас прикладываю все усилия, чтобы тормознуть истерику и быстро утереть ладонями щеки.

Даня смотрит мне в глаза. Дольше и напряженнее, чем это обычно делают посторонние люди. Да, он умеет пробираться в самую душу. Контакт не со мной, а именно с ней налаживает. Какой-то бес, честное слово. Но какой же обаятельный!

– Это из-за него? – спрашивает прямо. – В него влюблена?

Он не называет имени. А я не пытаюсь выкручиваться.

Опускаю взгляд и киваю.

– Ладно, – вздыхает Шатохин. – Пойдем хотя бы набухаемся.

– Пойдем, – с готовностью отзываюсь я, словно для меня это тоже обычное дело.