Любаша - стр. 2

Дом, словно старинную крепость, окружала высокая каменная ограда, надёжно скрывавшая его от любопытных взоров. Пройти во двор можно было только через стальные ворота, открывающиеся автоматически. От ворот к дому вела широкая и прямая, как стрела, дорога для автомобилей, выложенная из массивных бетонных плит, к которой со всех сторон подступали английские газоны. Аккуратно подстриженные лужайки походили на чопорных и строгих часовых в высоких медвежьих шапках, несущих караул у Букингемского дворца, но только не в красных мундирах, а в зелёных.

В отличие от них сад, густо разросшийся за домом, выглядел диким и заброшенным. В саду росли неприхотливые растения, не нуждающиеся в уходе, среди которых вились тенистые, почти заросшие травой, тропинки, неизменно ведущие к дряхлой деревянной беседке, скрывающейся в густых зарослях хмеля и глициний. Когда-то предназначенная для защиты от дождя и солнца, теперь она казалась созданным самой природой гротом, в котором люди для своего удобства поставили стол и несколько скамеек, а потом забыли о его существовании.

Дом словно стоял на границе, разделяющей два разных мира. Один из них казался первобытным, а второй – утончённой высокоразвитой цивилизацией, но каждый из них, несомненно, имел свою прелесть в глазах владельцев усадьбы. Можно было предположить, что это люди с настолько разным мировоззрением, что им нелегко ужиться под одной крышей. Но не следовало исключать и того, что всё было с точностью до наоборот. Ведь часто противоположности прекрасно сосуществуют, дополняя друг друга и вызывая интерес именно своей непохожестью. Несомненно, что философы и психологи могли бы написать об этом объёмные научные трактаты, настолько же глубокомысленные, насколько и бессмысленные.

Но мальчик лет пяти, одиноко бродивший то среди газонов, то по саду, не был ни тем, ни другим. А потому он явно не знал, чем себя занять. Его живое смышлёное личико отражало различные желания, свойственные этому юному возрасту, но каждый раз мальчик превозмогал их, что, бесспорно, стоило ему немалых усилий. Он был послушным ребёнком, и хорошо запомнил напутствие матери, провожавшей его на прогулку.

– Только будь осторожен, – предупредила она, погрозив ему пальцем. – Не испачкайся и не порви свой костюмчик. Другого у нас нет.

– А мне обязательно его одевать? – осторожно поинтересовался он.

– Сегодня да, – строго ответила мама. – Ты уже большой, и сам должен понимать это. И помни – если испортишь костюм, весь оставшийся день просидишь в комнате взаперти.

Возможное наказание не испугало мальчика, привычного к тому, что он часто проводил время в отведённой им с мамой комнате в полном одиночестве и редко скучал, развлекая себя всевозможными играми, которые сам же и придумывал. Но то, что его назвали большим, произвело на него впечатление. И он старался быть предельно осторожным. В это утро мама надела на него строгий классический костюмчик, украшенный чёрным бантом, который, как она непонятно сказала, «символизировал траур». Эта непривычная одежда, делавшая малыша похожим на крошечного старичка, стесняла его движения и мешала проявлению естественных чувств. Бесцельно пошатавшись по двору, мальчик грустно вздохнул и вернулся в дом.

Пройдя бесконечную анфиладу комнат, однообразно украшенных аляповатыми картинами в золотых рамах и пестрыми гобеленами, он дошёл до гостиной и, слегка приоткрыв дверь, робко заглянул внутрь в образовавшуюся щелку. Сначала его внимание привлёк большой камин, выложенный белым мрамором, в котором, сгорая, потрескивали дрова, распространяя приятный смоляной дух. Потом он перевёл взгляд на массивный дубовый обеденный стол, обставленный такими же стульями, один из которых, установленный с торца, своей высокой резной спинкой напоминал царский трон. Напротив него стояла пустая тарелка с рюмкой, наполненной до краёв прозрачной жидкостью и накрытой кусочком чёрного хлеба. Мальчик удивился, не понимая, кому предназначалось это странное угощение. Это была загадка, над которой стоило поломать голову. Сам он не любил чёрный хлеб, предпочитая белый и булочки.