Любаша - стр. 14
– И куда, спрашивается, запропастился этот мальчишка? – вздыхая, говорила сама с собой Любаша. – И глаз от него нельзя отвести…
Софья Алексеевна не любила ждать и приучила всех в доме, что её распоряжения и даже прихоти должны выполняться молниеносно. Но Любаша слишком долго не возвращалась, а с нею и дочь с зятем. Раздражение вдовы постепенно перерастало в ярость. Устав стоять, она резко придвинула стул и присела за стол, сердитым жестом пригласив остальных последовать её примеру. Все понимали, что она в гневе и ищет, на кого бы его излить, поэтому не спешили принять это не совсем вежливое приглашение. Вспыльчивый характер Софьи Алексеевны им был хорошо известен. Не только Вера и Павел, близкие родственники, но даже Заманский предпочли бы сейчас оказаться как можно дальше и от этой комнаты, и от самой Софьи Алексеевны, чтобы дать ей время успокоиться и вернуться к доброму расположению духа. Но они понимали и то, что это невозможно, и только с тревогой переглядывались, не зная, какие неприятности их ожидают.
Но для начала Софья Алексеевна выместила зло на своей шляпке. Почти сорвав её с головы и бросив перед собой на стол, она сердито выдохнула:
– И кто только выдумал эти вуали – из-за них ничего не видно!
После чего вдова непоследовательно заявила:
– Нет, решено окончательно, завтра же прогоню её!
Шляпа никого не ввела в заблуждение, все поняли, кого Софья Алексеевна имела в виду. Павел и Вера весело переглянулись, а Заманский сочувственно вздохнул и произнёс:
– Но учтите, Софья Алексеевна, найти хорошую домработницу или гувернантку не так-то просто. Я это знаю по личному опыту.
Софья Алексеевна, не терпевшая, когда ей противоречили даже в мелочах, раздражённо спросила:
– Чего только вы не знаете, Иосиф Аристархович, хотела бы я знать?
Но Заманский и вида не показал, что обиделся на её тон, а просто с ловкостью фокусника, манипулирующего предметами, перевёл разговор в безопасную философскую плоскость.
– Ваша Любаша типичный продукт нашего времени. Она ничуть не лучше и не хуже многих других представителей своего поколения. Все они абсолютно лишены чувства благодарности и считают себя равными людям, которые дают им средства к существованию.
Софья Алексеевна радостно ухватилась за эту мысль и развила её в удобном для себя направлении.
– Потому что сами хозяева им многое позволяют, – почти торжествующе заявила она. – Как мой покойный муж этой самой Любаше…
Вера, пытаясь удержать её, с укоризной вскрикнула:
– Мама!
Но Софья Алексеевна даже не взглянула на неё, а Заманский грустно улыбнулся и сказал:
– Все-таки прав был Моисей, когда сорок лет водил евреев по пустыне. Он ждал, когда умрет последний из них, рожденный в египетском рабстве.
Софья Алексеевна с удивлением взглянула на него и почти рявкнула:
– Не вижу взаимосвязи!
– Ну как же? – развёл он руками с видом крайнего недоумения. – Всё очень просто. Пока будут живы те, кто родился при социализме, говорить о построении в нашей стране капиталистического общества – со всеми вытекающими отсюда общественными отношениями, – можно будет только с большими оговорками. Как показывает история, идеалы свободы, равенства и братства не так легко искоренить из голов, затуманенных «Марсельезой» и «Интернационалом»…
Однако Софья Алексеевна уже устала от этого разговора, и она не стала этого скрывать.