Размер шрифта
-
+

Лю Яо. Возрождение клана Фуяо. Том 1. Полет птицы Пэн - стр. 19

Сюэцин хорошо разбирался в человеческих чувствах. Он знал, что этот хмурый мальчик очень своенравен, а потому, видя, как сильно тот очарован, не стал указывать на это и подождал, пока Чэн Цянь придет в себя.

– Третий шишу, сюда, пожалуйста. Следуйте за светом.

Шагнув на дорожку, вымощенную светящимися камнями, Чэн Цянь почувствовал себя совершенно другим человеком, собирающимся войти в другую, новую жизнь.

– Брат Сюэцин, кто это сделал? – спросил Чэн Цянь.

Сюэцин не мог повлиять на привычку Чэн Цяня звать его «братом», оставалось только смириться с этим и отвечать на вопросы:

– Глава клана.

Чэн Цянь снова был потрясен, ему трудно было в это поверить.

Совсем недавно Чэн Цянь видел в учителе лишь забавного длинношеего фазана. Он не казался ни полезным, ни привлекательным – может ли быть, что он на самом деле не был мошенником?

Мог ли он обладать какими-то особыми талантами?

Мог ли он быть мастером, прямо как те, о ком слагались легенды, – кто сокрушал любые преграды и подчинял ветер с дождем?

Чэн Цянь попытался представить это, но обнаружил, что все еще не способен испытывать трепет перед учителем.

Следуя по сверкающей дорожке, Сюэцин привел Чэн Цяня в Зал Неизвестности.

Зал Неизвестности оказался маленьким домиком с соломенной крышей – ни магических артефактов вокруг, ни вывески над дверью. У входа висела лишь небольшая, размером с ладонь, деревянная дощечка с небрежно вырезанной на ней головой зверя. Зверь кого-то очень напоминал, но его имя ускользнуло из памяти Чэн Цяня. Рядом со звериной головой виднелись символы. Надпись гласила: «На один вопрос три не знаю»[43].

Домик выглядел более чем скромно и напоминал жилище бедняка – Чэн Цяню даже представилось, будто он вернулся домой, в деревню.

У входа в домик расположился маленький двор, в центре которого стоял трехногий стол – четвертую ножку заменял камень, старая столешница была испещрена трещинами. Сидевший за ним Мучунь чжэньжэнь, оправив полы одежд, внимательно вглядывался в блюдце.

Блюдце было сделано из грубой керамики, на скорую руку, а гончар, создавший его, видимо, не отличался мастерством – формой кривая посудинка напоминала нечто среднее между квадратом и кругом. На дне ее лежало несколько старых ржавых монет. Оттеняя причудливость друг друга, они несли едва уловимый отпечаток мрачной старины.

Чэн Цянь невольно остановился. В какой-то миг ему показалось, что учитель смотрит на монеты необычайно серьезно.

– О чем триграммы[44] поведали вам сегодня, глава? – улыбнулся Сюэцин.

Услышав вопрос, глава клана убрал монеты, спрятал руки в рукавах и торжественно сообщил:

– Дао Небес подразумевает, что в сегодняшнем меню должна быть тушеная курица с грибами.

Сказав это, он слегка подкрутил усы, закатил глаза и шмыгнул носом, выражая этим свое истинное желание.

Стоило Чэн Цяню увидеть выражение его лица, как в его памяти всплыл давно забытый образ. Чэн Цянь понял, кого напомнила ему стоявшая у входа табличка, и пришел к выводу, что вырезанная на ней звериная голова была головой колонка.

Невежественные сельчане ничего не знали о мудрецах, не говоря уже о буддийских и даосских писаниях. Даже боги, которым они молились, были фальшивками. С легкой руки деревенских неблагочестивые бессмертные, такие как «Великий святой Хуан» и «Великий святой Цин», превратились в божеств и обрели широкую известность.

Страница 19