Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза - стр. 62

“Да что ты, право же, как маленький, – Моше Коэн из банка «Леуми» улыбается по-отечески. – «Революция», ишь ты… Все машканты привязаны к индексу, а у «Леуми ха-ришон» – к долговому проценту под названием «прайм», который определяет Банк Израиля. Уровень долгового процента на ипотечную ссуду в этом банке составляет 130 % от размеров «прайма». Сегодня это 21,2 % эффективного годового возврата, но никто не может предсказать, каков будет итоговый «прайм» 1991 года. Поднимается «прайм» – повышается и размер ежемесячного возврата в «Леуми ха-ришон». Конечно, «прайм» и индекс – это разные слова, однако суть одна”.

“По процентам, по абсолютной сумме возврат в нашем банке похож на возврат с привязкой к индексу, – говорит Шуламит из “Леуми ха-ришон”. – Но программа постоянных выплат безусловно привлекательна. Через месяц после открытия новой программы трудно судить о её эффективности и выгоде. Однако что-то в этом есть. Страх перед привязкой к индексу – это не невроз и не национальный предрассудок. Это совершенно законное нежелание жить в течение 30 лет на пороховой бочке, не зная, сколько ты окажешься должен завтра”.

Кто прав? Произошла ли “революция в ипотечном деле” или мы столкнулись здесь с ещё одной рекламной упаковкой, в которую завернут всё тот же непогасимый долг квартировладельца банку? Виден ли свет в конце долгового туннеля длиною в 30 лет – длиною в жизнь? Или это лишь блестящая фольга, скрывающая глухую бетонную стену?

В споре о достоинствах новой, неприкреплённой машканты немало будет сломано копий. Экономисты, финансисты и банкиры будут спорить до хрипоты, заваливая друг друга столбцами цифр из последней балансовой сводки Банка Израиля.

А главный получатель ипотечной ссуды 1991 года – новый репатриант из СССР – по-прежнему будет давиться в очереди к столу с табличкой “Машканта”, надеясь не на абстракции вроде “абсолютного смещения эффективного банковского процента”, а на совершенно конкретную вещь: на чудо. На день прощения и забвения всех долгов.

Репортаж о машкантах “Всю жизнь – взаймы” вызвал сотни читательских откликов: в редакцию писали, звонили, обращались с вопросами, жаловались и присылали собственные формулы расчётов возрастания долга по ссуде. Многие русскоязычные газеты поспешили поддержать тему. Радиостанция “РЭКА” и телевизионные программы на русском языке также посвятили немало места болезненной теме. Не остались в долгу и ипотечные банки: их сотрудники поспешили опубликовать ряд разъяснительных статей, успокаивая общественность: “Подумаешь, долги растут! Зарплата всё равно растёт быстрее…” Несмотря на эти опровержения, слово “машканта” в олимовском лексиконе довольно скоро превратилось в бранное и обросло эпитетами “грабительская”, “невыносимая”.

Вопрос о машкантах был поднят в кнессете – и с тех пор не иссякает поток всё новых решений, указаний и постановлений, почти ежемесячно изменяющих условия получения машканты и её размеры.

Как бы то ни было, численность репатриантских семей, берущих машканты, после апреля 1991 года начала снижаться. Прежде всего этот процесс был связан с чехардой ипотечных реформ, обсуждавшихся с начала мая кнессетом и правительством. Однако и изменения в настроениях репатриантов, возможно, сыграли здесь свою роль. Поэтому советник правительства по жилищным вопросам, экономист Шломо Шатнер был неприятно удивлён, когда услышал, что в русскоязычных израильских средствах массовой информации ведётся кампания против получения машкант. Шломо Шатнер позвонил Натану Щаранскому и выразил своё недоумение по поводу кампании против машкант. “Возрази, – сказал Щаранский. – Переубеди репатриантов. Представь контраргументы”.