Ляля для босса. Это наша дочь! - стр. 2
Соня в ответ улыбается широко-широко и с упоением размазывает по щекам смесь.
– Ты, может, тоже недовольна тем, что я не твоя мама? Уж простите, дорогие мои. Могу напомнить, где ваши родители, но не хочу портить всем с утра настроение ещё больше.
Артём бросает на меня быстрый понурый взгляд.
Знаю я этот взгляд – он всегда так смотрит, когда чувствует себя виноватым. Но, конечно, извиняться он не станет.
Упрямый и гордый.
– Ладно, давай, жуй скорей. Нам надо бежать, иначе твоя класснуха мне устроит такой разбор полётов, что ты потом сто раз пожалеешь, что я не твоя мама.
– Одевайся, я за Сонькой присмотрю.
Моргаю брату вместо слов благодарности.
Надеваю приготовленную и выглаженную с вечера блузку, плотную юбку. Собираю волосы в высокий хвост. Макияж не успеваю. Да и фиг с ним…
Без удовольствия смотрю в отражение. Зеркало уже давно показывает мне не энергичную двадцатидвухлетнюю девушку, а побитое жизнью существо, для которого каждый новый день – это бой.
Господи, как же я устала. Как я устала!
Однако сегодняшний день может решить часть моих проблем, и я очень надеюсь, что всё пройдет удачно.
Выхожу.
Тёма уже в коридоре натягивает на извивающуюся Соньку зимний комбез.
– Давай мне. Одевайся сам.
Запечатываю Соньку в комбинезон, повязываю шарф, скрывая личико почти полностью, и укладываю её в автолюльку.
Так, смесь взяла, памперсы, сумка, ключи, телефон…
Выходим в серое, ещё сонное утро.
В зимнем воздухе отчётливо пахнет свежестью, морозом.
Меня пробивает крупная дрожь. Но не от холода, а от мысли о предстоящем дне. Как я собралась всё это провернуть?
Ничего. Я справлюсь. Как всегда справлюсь.
Но внутри где-то на донышке души копошится усталость. Настоящая, глубокая, нечеловеческая усталость. Мои ресурсы на исходе. Сил так мало, что они больше похожи сейчас на тонкую ниточку, которая вот-вот порвётся.
Только я не могу себе позволить такой роскоши. Потому что, если я не вывезу, кто будет держать наплаву этих двоих?
На привычном месте нас ждёт моя «ласточка» – старая убитая девятка. Краска облезла, бампер съела ржавчина, дверца со стороны водителя открывается только после того, как хорошенько пнёшь и дёрнешь за ручку.
Я не могу смотреть на свою машину без слёз.
Артём стыдится со мной ездить.
И только Соньке, радостно болтающей ножками в воздухе, абсолютно фиолетово, что машина наша больше похожа на груду металлолома.
– Тёма, бегом, – поторапливаю брата, который ещё плетётся от подъезда.
Пристёгиваю автолюльку сзади, закрепляю ремни безопасности.
Из-под сидения достаю пакет – а вот и форма физкультурная. Сам же зашвырнул и забыл, гений.
Тёма, молча закатив глаза, садится на переднее. Достаёт телефон и тут же погружается в экран.
Секунда – и его уже нет в моём мире.
Дорога до школы как всегда короткая и нервная: кто-то сигналит, кто-то подрезает.
Люди с утра – невыносимы.
Переключаюсь с первой на вторую передачу, молясь про себя, чтобы машина дотянула до зарплаты, которая будет теперь вообще непонятно когда.
Торможу у ворот школы.
– Вон дружки твои. Всё, беги. Удачи.
– Давай, Командир, – лениво бросает брат, даже не удостоив меня взглядом. – Эй, пацаны! Подождите.
Несётся к школьному крыльцу.
А пакет-то оставил!
Открываю окно.
– Артём! Тёма, ты форму забыл!
Он останавливается, оглядывается и качает головой, будто это я виновата.