Лягушки - стр. 69

– У нас ещё селёдочка есть замечательная, сосьвинская, северная… Не всем предлагаем… Не все вникают и не все разбираются…

– Прекрасно! – сказал Ковригин. – Тогда, естественно, не сто пятьдесят, а двести пятьдесят! А там посмотрим.

Сосьвинская селёдка действительно оказалась замечательной, нежнейшей, малосольной (легенды о ней, кстати, Ковригин слышал раньше), официант не отходил от столика в ожидании похвалы северной рыбе, и Ковригин в воодушевлении поднял большой палец, а потом, отправив ко рту стопку, произнёс:

– Чтоб и вам хотелось!

– И не икалось! – поддержал его официант и отбыл к вновь подошедшим клиентам.

Поначалу (при сосьвинской-то селёдке и пирожках, да и пиво синежтурское «невскому» из сретенской «Кружки» не уступало) думать о чём-либо Ковригин был не в состоянии. Но когда приплыл лангет «Обоз88», явились к нему некие соображения.

Из соображений этих сейчас же было решительно удалено польское мясо (лишь в самом Синежтуре, постановил Ковригин, можно будет сыскать польскому мясу достоверно-убедительные разъяснения), а вот лангет дал мыслям Ковригина следопытское направление. Итак, прежде чем приступить к поеданию лангета, следовало внимательно разглядеть его сверху, с высоты незамутненных глаз.

Но тут боковым зрением Ковригин уловил за окном движение неведомого ему объекта. Оно то и дело отвлекало его. Пожалуй, и раздражало. Занавеска, белая, с синим водоёмом при плотине на ней (возможно, с Заводским прудом), была Ковригиным давно сдвинута, за окном темнело, луна вползала на небо, и, что там передвигается, что там мелькает, озадачивая его, Ковригин понять долго не мог. Причем движение неведомого происходило вопреки логике, то есть не навстречу поезду, а именно так наплывали на него строения, деревья, машины, люди, собаки и коровы и уносились к Москве. Это же, нечто мелькающее, будто бы сопровождало поезд (или конвоировало его?), старалось не отстать от него, а иногда и забегало вперёд. Оно мелькало между стволов деревьев, в вечернем тумане влажных мест, на бледных лунных полянах, а когда совсем рядом с железнодорожным полотном возник в огнях асфальт шоссе, Ковригину показалось, что сопровождает поезд голый мужик, не исключено, что босой и козлоногий.

Ковригин задернул занавеску.

Мало ли что может померещиться после нежнейшей сосьвинской селёдки и синежтурских напитков вперемешку! Необходима была еда основательная, а перед Ковригиным остывал лангет. Можно было посчитать, что огляд блюда сверху произведен, и пустить в ход нож с вилкой. Сходства с танком в конфигурации лангета Ковригин не обнаружил, впрочем, что он понимал в военной технике? Тем более что и специалисты НАТО не смогли превзойти наши новейшие бронемашины. И тем более, что лангет назывался не «Т-88», а «Обоз-88». И, спасибо повару, вкусовые свойства лангета оказались сносными.

Ковригин не только был путешественником, не землепроходцем, понятно, и не профессионаломстранником, а посетителем многих мест на Земле, главным образом пока в России, но и просто почитателем географии. Собирал путеводители и краеведческую литературу. Любил вызывать в себе, по сведениям знатоков и по линиям карт и планов, представления о том или ином городе, а оказавшись в нём, сопоставлять свои видения или фантазии с реалиями нравов и архитектуры. И совпадения, и несовпадения их с явью были интересны Ковригину, в них случались игры ума, эстетические удивления, а то и открытия. Вчера Ковригин пытался найти описания Среднего Синежтура и не нашел. Наткнулся лишь на коротенькие сведения о городе. Каким-то потаённым оказывался в них Синежтур. Хотя даже и в пору империалистических происков и шпионств закрытым он не был. Существовал с Петровских времен, превращал руду в металл, эти превращения происходили на берегах огромного Заводского пруда. Имелась в нём Башня «падающая», чуть ли не Пизанская, с ней были связаны зловещие легенды. Жило в Синежтуре тысяч четыреста с лишним граждан, кроме металлов они создавали художественные изделия из самоцветов, яшмы, малахита и моржовой кости (это сообщение, естественно, Ковригина озадачило, прежде о синежтурских косторезах он не слышал)… То есть из этих сведений выходило, что Средний Синежтур – некое безликое промышленное поселение, без особых красот и с зарослями дымящих труб. И никакой театр в них не упоминался. Что-то ещё дергалось теперь в памяти Ковригина и не могло восстановиться смыслом. Ах да! Вот что! Наконец, Ковригину вспомнилось. Одним из градообразующих предприятий Синежтура был назван Обозостроительный завод. Вот откуда лангет «Обоз-88»! И ведь действительно лангет при взгляде на него сверху напомнил Ковригину телегу. Вчера само слово «обозостроительный» вызвало удивление Ковригина. Какие такие обозы необходимо строить в двадцать первом веке? И как вообще можно строить обозы? Тыкался в справочники и получил разъяснения. Обозостроители, а трудились они чуть ли не в каждом уездном городе, мастерили транспортные средства, в соответствии с потребностями эпохи – телеги, сани, повозки, коляски (возможно, некогда – недорогие кареты), в тридцатые годы прошлого столетия принялись изготовлять прицепы, ну и так далее. В большинстве городов они за ненадобностью вымерли, а в Синежтуре, выходило, остались. Но это и не его, Ковригина, проблемы.