Лягушки - стр. 57
Нет, постановил Ковригин, и всяческие мысли о Лоренце Козимовне должны быть в нем высмеяны, высечены розгами, а потом и испепелены.
Но что было терпеть до воскресенья? Чем субботний день в театре хуже воскресного?
Ковригину повезло. Давний его знакомец Михаил Семёнович Провоторский, деятель Федерального театрального общества, оказался в Москве и дома, российский справочник лежал у него под рукой, и Ковригин был снабжен номером телефона дирекции театра имени Верещагина.
В Среднем Синежтуре к телефону подошли не сразу. Но подошли.
– Вылегжанин у аппарата, – услышал Ковригин.
Ковригин представился. Спросил:
– Вы из администрации?
– Нет, – рассмеялся Вылегжанин. – Я – пожарный.
– У вас – пожар? – испугался Ковригин.
– У нас каждый день пожар, – серьезно произнес Вылегжанин. – А из администрации сейчас никого нет. Театр на выезде. На три дня. В Березниках и Соликамске. – И что же вывезли? – с важностью московского управителя культурой поинтересовался Ковригин.
– Естественно что. «Польское мясо».
– Какое такое польское мясо? У вас гастроном, что ли? – Спектакль такой! – осердился Вылегжанин. – «Польское мясо». На афише – «Маринкина башня», а в народе называют «Польское мясо». Хороший спектакль, веселый. Билеты нарасхват. Девушки молодые, красивые. Пляшут и поют. Медь сверкает. Там и про польское мясо, и про коньяк «Камю». И в буфете коньяк, но наш, синежтурский.
– А автор кто? – чуть ли не заикаясь, спросил Ковригин.
– Из Москвы, знаменитый, – это Вылегжанин произнес с гордостью. – Потому и поставили. Ковригин вроде бы…
– Спасибо, – прохрипел Ковригин и осел.
Стало быть, медь сверкает и коньяк синежтурский на сцене и в буфете, и буфет наверняка в виде Маринкиной башни.
Ковригин набрал номер Дувакина.
– Жиры набираешь на солнце? – спросил Дувакин.
– Это ты, наверное, шашлыками объедаешься сейчас у Соцского! Я-то в Москве.
– Это я в Москве, – сказал Дувакин. – Никуда не поехал. А ты на даче в весёлой компании.
– Сбежал, – сказал Ковригин.
– С чего бы?
– Долгий разговор. А я голодный.
– И я голодный.
– Ну, и сейчас же поспешай в «Рюмочную». Знаешь, где «Рюмочная»?
Дувакину ли не знать, где на Никитской «Рюмочная»? Он и учился в ГИТИСе, и почитывал там лекции.
Ковригин добрался до «Рюмочной» первым. Взял рыбную солянку, свинину отбивную с жареной цветной капустой и кружку холодного «Невского». Дувакин, известный неторопыга, и впрямь, видимо, сидел в своем московском одиночестве оголодавший, явился за столик к Ковригину минут через пятнадцать с тарелкой тушеных бобов и рубленым бифштексом под яйцом – напоминанием об учрежденческих и заводских столовых шестидесятых годов, ретро-блюда имели в «Рюмочной» успех.
– К этому ко всему, – сказал Ковригин, – полагается запотевшая бутыль «Ржаной» и селёдка с отварным картофелем и колечками лука.
Слова его резких возражений Петра Дмитриевича Дувакина не вызвали. И «Ржаная» была доставлена из холодильного шкафа буфетчицей Полиной.
– Игоря сегодня нет? – спросил Дувакин.
– И Игоря Андреевича нет, и Антонины Викторовны нет, – сказала Полина, – хозяева отдыхают.
И в «Рюмочной» была Антонина. Дувакин вздохнул. Будто бы и не рад был своему вопросу…
Наконец, организмы приятелей позволили допустить антракты в усердиях глухоты и немоты.
– Ты слышал о городе Среднем Синежтуре? – спросил Ковригин.