Львы умирают в одиночестве - стр. 15
Меня же вдруг разобрал смех. Девушка с ресепшена наверняка уже объяснила бывшему комиссару Гуруру, кто звонит ему в столь поздний час. И я отчетливо представила себе, как он, весь подобравшись и преисполнившись сознания собственной важности, отвечает на звонок, приготовившись ломаться, кокетничать и набивать себе цену. Сам же при этом едва не скачет по номеру от восторга при мысли, что на него обратили внимание в Голливуде.
Моя невинная шалость с каждой секундой казалась мне все более забавной, и я, сдерживая смех, произнесла в трубку зловещим голосом:
– За все надо платить…
– Эээ… Что? – подавился на том конце Вурал.
– Как тебе понравился мой маленький сюрприз, дорогой? – отозвалась я уже своим голосом, звучавшим сейчас залихватски весело и глумливо.
– Кто говорит? – встревоженно вопросил Догдемир.
– Как, ты не узнал меня? – ахнула я. – Какое непостоянство! А ведь твердил, что я удивительная, что ты никогда таких не встречал.
В трубке замялись. Мне почему-то представилось, как напряженно гудят сейчас щедро спрыснутые вином и затуманенные гашишными парами мозги Вурала, пытаясь обработать расползающиеся клочки информации. Мои слова определенно что-то ему напомнили, да и голос показался знакомым. Но собрать все это воедино и сделать выводы – даа, задачка не для склонных к излишествам героев мыльных опер.
– Вы… из Голливуда? – все еще не в силах поверить в такой коварный обман, бормотал он. – Помощница Мартина Скорсезе? Мне сказали…
– Нет, друг мой, тебя неправильно информировали, – рассмеялась я. – Я всего лишь преданная поклонница твоего немеркнущего таланта.
Наконец на том конце раздался какой-то сдавленный возглас. Видимо, моего собеседника наконец осенило. Мне, в этом моем странном нервическом веселье, почему-то представилось, как во лбу у него вспыхнула ярким светом электрическая лампочка и глаза сразу прояснились.
– Я понял, кто ты! – обвиняющим тоном провозгласил он. – Ты русская писательница. Ну та, моя фанатка. Я вас всех люблю… Masha… Natasha…
– Видишь, как хорошо, – радостно поддержала его я. – Вот уже и память к тебе возвращается. Еще чуть-чуть, и ты, может, даже вспомнишь мое настоящее имя.
– Я… – снова замялся он и вдруг, резко сменив тон, возмущенно воскликнул:
– Я тебя не понимаю, твой английский отвратителен. Ну правильно, ты же из России, там у вас до сих пор медведи бродят. Зачем ты звонишь? Что тебе от меня нужно?
– Как ты невнимателен, – продолжала развлекаться я. – Я ведь сразу сказала тебе, мне интересно, как тебе понравился мой маленький сюрприз.
– О чем ты говоришь? Я не получал никаких сюрпризов, – продолжал горячиться он.
И тут я, решив, что достаточно подогрела его раздражение, выдала победным тоном:
– Ну как же… Ты ведь столько значения придаешь своему облику в соцсетях и прессе. То удачный портрет запостишь, то подсунешь в кадр томик Кафки, чтобы прослыть интеллектуалом. Столько времени этому уделяешь! Неужели ничего не заметил?
– Я не понимаю…
Вурал вдруг замолчал на полуслове, забулькал, словно закипающий чайник, заклокотал, тщетно пытаясь что-то произнести.
– Я вижу, ты сообразил наконец, – елейным голосом произнесла я. – Как же ты так, милый мой? Ведь во время нашей беседы ты так восхищался русскими женщинами, твердил мне, какие они гордые, решительные, сильные. Неужели ты не сообразил, что при таком положении вещей обижать русскую женщину не стоит? Не догадался, ах, какая жалость.