Львиная стража - стр. 21

– Сейчас для тебя в этой истории уже нет ничего интересного, – сказал он. – Ты знаешь, что она освободилась, ты знаешь, что они не убили ее.

– Но я хочу знать, что было.

– Ладно. – Сандор пошарил по кровати в поисках спичек. Я взял коробок с каминной полки, зажег спичку и поднес огонек к его сигарете. Он ухватил мою руку за запястье, чтобы спичка не дрожала. Интересно, знает ли он, что моя рука дрожит из-за него? – Когда похитители позвонили во второй раз, Принц попросил у них доказательства того, что она жива.

– Доказательства?

– Его самого никогда не похищали и не похищали никого из его родственников, но о похищениях он знал все. Разве он не был богатым итальянцем с магазином на улице Похищений? У него, считай, была степень в науке о похищениях. Именно поэтому, вероятно, случившееся обеспокоило его, ужаснуло, но вот шоком точно не стало. По соседству такое уже бывало, верно? Он знал: следующий шаг – требовать доказательства. Кто будет вести переговоры, собирать деньги, платить их ради жертвы, которая уже мертва?

– Все это звучит немного бессердечно.

– Да, в другом социальном климате – наверное. Но, находясь в Риме, ты ведешь себя как римлянин. Он не был бессердечным. Он не пошел в полицию.

– Это похитители не велели ему?

– Думаю, их это мало волновало, – сказал Сандор. – Это же Италия, где все весьма искушены в киднеппинге и пресыщены им. Они воспринимали как должное то, что он пойдет, – а он не пошел.

– А почему?

– Он знал, что, если случившееся станет достоянием общественности, если полиция узнает и информация попадет в газеты, следственный судья, ведущий это дело, заморозит его активы. Так обычно делается, чтобы помешать выплате выкупа, и он знал это. Но было еще кое-что, чего он не знал, а именно, что в качестве предупредительной меры это не работает, что это лишь огорчает семьи и отдаляет их от властей, но это ни разу не помешало выплатить выкуп. Скажем, у него была низшая научная степень в области киднеппинга.

Они дали ему доказательства. Они прислали ему запись с Принцессой. Это обычная практика, ее проинструктировали, что говорить, инструктировал ее иностранец, и она сказала своему мужу, как ей там плохо, как ей угрожают, что в следующий раз срежут не кончики ногтей, а все ногти. Они велели Принцу ехать в обсерваторию Монтемарио на вершине одного из семи холмов Рима. Там, в сигаретной пачке, в углу у статуи он должен был найти дальнейшие указания. Кстати, вспомнил…

Я подал Сандору еще одну сигарету. Он прикурил ее и уставился вдаль. Каким-то образом я понял, что сегодня больше ничего не услышу.

– Где писчая бумага? – сказал он. – Принеси мне лист бумаги и конверт, ладно? В полшестого забирают почту, и ты можешь успеть, если поторопишься.

Я успел на почту, чтобы отправить письмо Сандора, и на следующее утро вернулся к Джаредз. Мы установили на машину новые номера, и я надел солнцезащитные очки, которые Сандор купил мне в городе. Самый близкий друг не узнал бы меня. Хотя, думаю, мой самый близкий друг – это Сандор, и он, естественно, узнал бы меня, а вот Тилли, наверное, нет. Сейчас все по-другому, но в то утро мой скошенный подбородок и губы, которые начинали дрожать с такой легкостью, были скрыты бородой и усами, а настороженный взгляд – очками. Я выглядел старше. Я выглядел как переодетый участник какой-нибудь телевизионной передачи.