Лужок Черного Лебедя - стр. 45
– Я сейчас зажму тебе ноздри, чтобы ты не мог меня обмануть, – пальцы Хьюго защемили мне нос. – Глубокий вдох – не слишком глубокий – чтобы дым вошел в легкие вместе с воздухом.
Другая рука зажала мне рот. Воздух был холодный, но пальцы у Хьюго – теплые.
– Раз… два… три!
Горячая газообразная грязь вошла в меня. Затопила мне легкие.
– Держи в себе, – подбадривал меня Хьюго. – Раз, два, три, четыре, пять… выпускай!
Он отпустил мои губы.
Дым вытек струйкой, как джинн из бутылки.
Ветер распылил его на молекулы.
– Вот и всё, – бодро сказал Хьюго.
– Здорово.
«Какая мерзость».
– Ты привыкнешь. Докури до конца.
Хьюго уселся на спинку скамейки и закурил другую «Лэмберт и Батлер».
– Кстати сказать, в плане водных просторов я вашим озером не впечатлен. Это здесь у вас лебеди?
– В Лужке Черного Лебедя на самом деле нет никаких лебедей, – вторая затяжка была так же омерзительна, как первая. – Это, в общем, такая шутка. Но озеро в январе было просто классное. Оно замерзло. Мы играли в «британских бульдогов» прямо на льду. Хотя потом я узнал, что здесь утонуло в общей сложности около двадцати ребят. За много лет.
– Их трудно винить, – Хьюго устало вздохнул. – Лужок Черного Лебедя, может, и не жопа мира, но из него открывается прекрасный вид на эту самую жопу. Джейс, ты что-то побледнел.
– Я в порядке.
Первая волна вырвалась из меня со звуком «ГЭЭЭЭРРРР» и хлынула на грязную траву. В горячей жиже плыли ошметки моркови и креветок. Часть попала мне на растопыренные пальцы. На ощупь оно было как теплый рисовый пудинг. Я чувствовал приближение второй волны. Перед закрытыми глазами стояла картинка: пачка «Лэмберт и Батлер» с одной высунутой сигаретой, как в рекламе. Вторая волна оказалась желтоватой, горчичной. Я хватал губами кислород, как человек, запертый в воздушном шлюзе. Я молился, чтобы на этом все кончилось. Последовали три коротких залпа, гуще и липче первых. Должно быть, это «Аляска».
Господисусе.
Я вымыл в озере заляпанную рвотой руку, вытер слезы с глаз, слезящихся от рвоты. Мне было дико стыдно. Хьюго пытается научить меня, чтобы я стал как он, а я даже одной сигареты не осилил.
– Прости, пожалуйста, – я вытираю рот, – прости меня!
Но Хьюго на меня даже не смотрит.
Он извивается на скамейке, запрокинув лицо к взъерошенному небу.
Мой кузен рыдает от смеха.
Верховая тропа
Мой взгляд бочком, как паук, пересекает плакат с черными рыбами, переходящими в белых лебедей, потом карту Средиземья, огибает дверной косяк, врезается в занавески, озаренные яростным сиреневым светом весеннего солнца, и падает в колодец ослепительной яркости.
Когда слушаешь, как дышит дом, становишься невесомым.
Но тайное шпионство менее притягательно, когда в доме больше никого нет, так что я соскочил с кровати. Занавески на окне на лестничной площадке были все еще задернуты, потому что мама с Джулией уехали в Лондон затемно. Папа все выходные на очередной конференции в очередном Ньюкасле-на-Тайне или Ньюкасле-под-Лаймом. Сегодня дом принадлежит только мне.
Первым делом я поссал при широко распахнутой двери ванной. Потом зашел в комнату к Джулии и поставил ее пластинку «Roxy Music». Джулия мне голову оторвала бы. Я врубил полную громкость. Папа лопнул бы от злости. Я развалился на полосатом диване в комнате Джулии, слушая эту казушную