Размер шрифта
-
+

Лууч 2: Паутина реальности - стр. 25

– А что ты чувствуешь Синеока?

– Я чувствую, что ты меня любишь, но не напрямую. Это гложет меня больше всего.

– Поэтому ты меня избегала?

– И да, и нет. Иногда мне сложно появляться в плотном мире. Для этого требуется много энергии тонкого мира.

– Я люблю вас обеих, потому что вы обе, есть одна и та же девушка.

– Уже нет, я совсем другая, – я заметил, как она начала истончаться с каждым словом и становиться прозрачнее. – Ты идеализировал её и создал мой образ другим. Мы не можем быть одинаковыми. Как нет ничего одинакового во всей вселенной, – голос её становился тише.

– Ты исчезаешь Синеока.

– Я теряю здесь силы, не исчезаю. В пределах крепости мне проще оставаться видимой для тебя, – она стала совсем прозрачной, я едва различал её силуэт в темноте, на фоне чёрно-белого леса.

– Синеока! – прикрикнул я потеряв её из виду окончательно.

– Мне нужно время чтобы материализоваться окончательно, – было последним, что я успел отчетливо услышать в тишине.

В мои сапоги забилось много снега. Ноги сильно замерзли и я не чувствовал на них пальцев. Вслушиваясь в тишину и смотря по сторонам, я убедился, что Синеоки нигде нет поблизости. Вместо неё, я заметил знакомые силуэты. Остроухи. Они приближались, не издавая звуков. Тогда как моё любое движение заставляло снег хрустеть на всю округу. А я хорош. Выбрался так далеко от крепости, без оружия и элементарно тёплой одежды. У меня есть самый и простой подходящий вариант действия. Я развернулся и припустил со скоростью загоняемого волка. Меня действительно загоняли. Чувствительность в теле вернулась после пятисот ярдов беготни с продиранием через глубокий снег и мороженую поросль. Я понимал, что меня догоняют, поэтому не тратил время на оглядки. Пробежка, изменение траектории, пробежка, изменение траектории. Ритм задавал адреналин. В старые следы я не попадал. Слишком был размашистым бег.

Преследователей было несколько. Бежали они бесшумно по снегу, но хлест лапника их выдавал с головой. В общей сложности, я наслушал не менее пяти остроухов. Судя по звукам, они догоняли и были ближе, чем бы мне того хотелось. Впереди замелькали огни. Крепость лежала в трехстах ярдах. Велимудр говорил мне, что есть граница, за которую остроухи, не заходят. Вдруг один из них, хватая меня за ногу, не рассчитал дистанцию и лишь оцарапал ногу. Этого хватило, чтобы я сделал красивый пируэт в воздухе и зарылся в снегу. Вынырнул из сугроба, с первым, что попало под руку, кажется – это был острый еловый сук. Несколько сучьев я сломал при падении грудью на лежащую в сугробе ель. Развернулся. Стоять нельзя. Уловил движение на меня. Провернулся на месте, ушёл в сторону. Пропуская тело противника, воткнул со всей силы в бок сук. Вошел глубоко. Отломал. Отломанным концом припечатал между глаз, следующему, бросившемуся мне в ноги. Повторил удар четыре раза, пока тело не обмякло, а сук не сбился в щепки.

Сзади меня раздался гулкий взрыв. Огненная вспышка озарила ночной заснеженный лес. От неожиданности я присел, взял в каждую руку, ещё по одному суку. В свете вспышки, я увидел обезглавленного остроуха в деталях. Гипертрофированное получеловеческое тело, с длинными когтями на худых, длинных лапах. Кожа пятнистая, весь покрыт, редкими серо-коричневыми длинными волосами.

Страница 25