Лунный князь. Беглец - стр. 16
Городское кладбище находилось не так далеко от столицы, как хотелось бы. Только через час бешеной скачки, когда признаки человеческого жилья растворились в лесах, через которые пролег довольно пустынный тракт, а меня уже изрядно мутило с непривычки, рыцарь соизволил сбавить темп и дать передышку вороным.
Вскоре Ринхорт непринужденно болтал, так и не объяснив причины поспешного бегства.
– Тогда святой Кейен отказался и от имени, – рассказывал он, – когда понял, что приписывают ему люди святость, которой, как он считает, может обладать только Единый. Он отказался помогать больным и хворым и покинул обитель, разжиревшую на подаяниях от паломников. За это люди, озлобившись, его прокляли, а иерархи отлучили его, как еретика.
– Он говорил, что у него был внук Лостер. Разве может быть внук у монаха, да еще и святого?
– Не спеши с выводами, Райтэ. На островном языке, откуда он родом, «лостер» означает «продолжатель». У него все дети – Лостеры. Он бродит по миру, появляясь там, где помощь требуется, а в Нертаиле черная хворь уже месяц людей косит. Но Кейен никогда не оказывает помощь впрямую, вот и прячется. Его можно встретить в самых неожиданных местах.
У меня было совсем другое представление о целителях.
– А как тогда он лечит?
– Через птиц и зверей. Собак посылает, а собаки считаются у суеверов нечистыми животными, не каждый пустит. Тогда псы рядом где-нибудь шатаются, спят под забором, кости грызут, никто и не подумает, что посланники. Или кошек направляет страждущим, а то и птиц. Споет такая птичка под окном, и слепой прозреет.
– И все ради того, чтобы его самого не заподозрили в помощи?
– Да, самый правильный святой, я бы сказал.
– Что демоны понимают в святости? – фыркнул я.
Ринхорт засмеялся:
– Демоны-то как раз понимают.
– Ты потому его знака испугался и не убил?
– Я же все-таки не демон. Убил бы, если б мой жрец приказал, – жестко сложились губы рыцаря. – Потому и считают нас многие воплощенными демонами. Но грешен ли топор в том, что срубил дерево?
– Грешен. Мог бы и поломаться.
– Мы слишком прочные топоры.
– Тогда руку отрубить, его держащую, – кровожадно предложил я.
– Это только ты смог. Вовремя отрубил, когда твой жрец еще топор на топорище не успел насадить, первую инициацию провести до конца. Потом не слететь.
Он замолчал, стиснув зубы до скрипа, и я почувствовал ненависть его сердца – по эху, откликнувшемуся в груди.
Вскоре Ринхорт резко свернул с тропы и остановил коня на поляне в гуще леса. Вынул пару мечей из ножен.
– Слазь, Райтегор, разомнемся.
Где бы и у кого за выпавшие из памяти годы я ни учился биться на мечах, вынужден признать: плохо учился.
Я едва встал в стойку, но не успел даже глазом моргнуть, как мой меч вывернула из руки неодолимая сила, за спиной оказался ствол дерева, гостеприимно вонзивший между лопаток сломанный сучок, а к шее было приставлен кончик клинка.
Острые ощущения.
– Попробуем еще раз? – усмехнулся черноглазый дарэйли, отводя оружие.
На этот раз рыцарь двигался не так стремительно, но ни о какой моей контратаке и речи не могло быть – меч бы удержать. Мощные удары Ринхорта ломали мои блоки, я, как дурак, велся на обманные выпады, и через считанные мгновения несколько легких порезов позорно разукрасили мое тело, а рубаха напоминала порубленный капустный лист.