Лунная Моль и другие рассказы - стр. 20
Местных Реликтов теперь можно было пересчитать на пальцах одной руки. В группу Финна, сидевшего на корточках под скалой и смотревшего на равнину, входили еще четыре человека. Двое – старики – должны были скоро умереть. Не обнаружив ничего съестного, Финн тоже должен был скоро умереть.
На равнине один из Организмов, Альфа, присел на траву, поймал пригоршню воздуха – шар голубой жидкости – смешал его с камнем, разминая и растягивая смесь, как патоку, после чего развернул ее внезапным броском. Реликт пригнулся ближе к скале. Никогда нельзя было предсказать, какую чертовщину придумает Альфа. Потому что все Организмы были совершенно непредсказуемы! Реликт высоко ценил их питательную плоть; но Организмы, со своей стороны, тоже сожрали бы его при первой возможности. Причем в этом соревновании Организмы пользовались огромным преимуществом: случайность их поступков приводила Финна в замешательство. Если бы он побежал, стремясь уклониться от опасности, его ожидала самая ужасная судьба. Изменчивость трения и прочности грунта вряд ли позволила бы ему двигаться в избранном направлении. Но случайность и беспорядочность движений Организмов соответствовали хаотичности окружающей среды; удвоение непоследовательностей иногда приводило к их резонансу, а иногда – к их взаимному исключению. В последнем случае Организм мог поймать Финна… Все это было совершенно необъяснимо. Но что в этом мире было объяснимо? Само понятие какого-либо «объяснения» потеряло смысл.
Организмы подходили к нему. Неужели они его заметили? Финн прижался плашмя к грязновато-желтоватому выступу скалы.
Два Организма задержались поблизости. Финн их слышал – и оцепенел, раздираемый противоречивыми приступами голода и страха.
Альфа опустился на колени, лег на спину и беспорядочно раскинул руки и ноги, вознося к небу мелодичные восклицания, присвисты и гортанные стоны. Он только что придумал свой собственный импровизированный язык, но Бета его хорошо понимал.
«Видéние! – провозгласил Альфа. – Я вижу выше неба. Там узлы, там вращаются круги. Они сжимаются в твердые точки; эти точки больше никогда не распустятся».
Забираясь на пирамиду, Бета взглянул через плечо на пятнистое небо.
«Прозрение! – распевал Альфа. – Картина из других времен: жесткая, безжалостная, неизбежная».
Бета устроился на пирамиде, нырнул сквозь ее стекловидную поверхность, проплыл под Альфой, вынырнул и лег плашмя радом с Альфой.
«Смотри – Реликт на склоне. В его крови – вся древняя раса узколобых с умами, тесными, как трещины. Прозрение изошло от него. Неповоротливый тупица!» – говорил Альфа.
«Они все вымерли, все! – отозвался Бета. – Остались трое или четверо». (Если «прошлое», «настоящее» и «будущее» – не более чем рудиментарные понятия, унаследованные от безвозвратной эры, как лодки на дне высохшего озера, завершение того или иного процесса не поддается четкому определению.)
Альфа сказал: «Таково прозрение. Я вижу Реликтов, кишащих на Земле. Их унесло в никуда, как полчище гнуса порывом ветра. Всё позади».
Организмы лежали молча, размышляя о прозрении.
Камень – возможно, метеорит – упал из неба и ударился в поверхность пруда. Он оставил след – постепенно смыкавшееся круглое отверстие. С другой стороны пруда выплеснулась струя жидкости, уплывшая вдаль по воздуху.