Луна на Луне - стр. 11

Элери я видел всего в трех мирах, в одном из них я убью его завтра.

А в этом мире я держу его на мушке сегодня.

– Мы найдём его?

Да… сегодня вечером он будет убит.

Элери есть еще в одном мире, это я точно знаю. В мире, где я увидел его первый раз. В мире, где был скрежет и лязг, и нестерпимая боль, и —

Большое спасибо, фирма больше не нуждается в ваших услугах.

Холод ночи.

Серый туман, первый раз вижу его не из окна.

Отсюда, с тротуаров, город кажется совсем не таким, как с высоты скоростных трасс. Здесь даже пахнет по-другому, чем-то нездешним, потусторонним.

– Первый раз на улице, да, парень?

Это Элери.

– Вот, смотри… Обновляешь экран, вот тут код появляется… сюда вводишь три звездочки…

Это тоже Элери.

Шорох отсчитываемых банкнот. С надеждой спрашиваю:

– Э-э-э… пятьдесят на пятьдесят?

– Чего ты, бери себе…

– А… вы?

– Чего я, обо мне не беспокойся…

– Сколько людей вы ограбили?

Это было уже не в этой реальности, а в другой, где я вошел в камеру, где смотрел на Элери, где спрашивал:

– Сколько людей вы ограбили?

Он смотрит на меня, холодно, насмешливо. Спрашивает:

– А скольких вы убили?

Хочу спросить, что он имеет в виду, не спрашиваю, ответ приходит сам собой.

– Большое спасибо… фирма не нуждается в ваших услугах…

Он снова смотрит на меня:

– Хотите знать, скольких я спас?

Я не хочу знать, скольких он спас, я взламываю его сознание, резко, грубо, больно, чуть погодя я знаю – его зовут Элери.

Может быть.

У него дреды.

Нет, не у Элери.

И не у моего сына.

А у него.

Я не знаю его имени, и мне кажется, никогда не узнаю.

Он смотрит на меня, безошибочно определяет:

– Три процента.

Мне кажется, я ослышался, мне кажется, это ошибка какая-то, насмешка судьбы. Осторожно переспрашиваю:

– Чего… три процента?

– Вы живете в трех процентах миров.

– Но…

– …точно совершенно. Слушайте, прямо странно как-то, точность такая… вы правда человек?

– П-правда. А вы?

Спохватываюсь, я же пришел его арестовывать, да какое там – арестовывать, разобраться надо, почему он видит, почему, почему, почему он видит эти окаянные миры, почему никто, кроме меня – и него…

Спрашиваю. Осторожно, боюсь спугнуть:

– Как… как ты это видишь?

Он многозначительно смотрит на самострел в моей руке, кивает, всем своим видом показывает, чтобы я бросил оружие.

Бросаю.

Он исчезает в распахнутом окне, расправляет крылья.

Проклинаю себя, что не взял крылья. Проклинаю себя, что бросил оружие. Проклинаю себя…

В другой реальности у него тоже были дреды. В той, в которой я застрелил его вчера. И в третьей реальности у него были дреды – в той, где я убью его завтра. А в этой реальности я показываю ему свою карту миров, он смотрит, недовольно качает головой, нет, нет, не так, вт здесь еще две вселенных, а тут вообще никакого мира нет, где ты здесь мир увидел, да точно тебе говорю, есть мир, да нет там никакого мира, это отражение, вот, смотри, вот мир, вот отражение, а тебе уже мерещится невесть что…

Они врываются в комнату ни с того ни с сего, их четверо, узнаю своего босса, которому утром клялся и божился застрелить этого, с дредами, других в лицо не знаю, да это и не важно…

Делать нечего.

Навожу самострел на своего собеседника.

Перехожу в соседнюю реальность, чтобы передохнуть, натыкаюсь взглядом на Элери, если это Элери, перебрасываюсь туда, где целюсь в своего сына…