Лукавые книготорговцы Бата - стр. 19
Дорожка снова свернула, приведя его на лужайку с тремя выходами: вперед, налево и направо. Мерлин выбрал левый, нарисовал стрелку и зашагал дальше. Теперь он точно знал, что солнце не двигается. Его часы «Вертекс» времен Второй мировой войны, спрятанные под рукавом с оборками, показывали, что он здесь уже полчаса, а светило по-прежнему стояло прямо у него над головой. Мерлин остановился, снял шляпку, в которой было жарко, но оставил чепец, чтобы не напекло голову. Хорошо, что он не надел нижнее белье эпохи Регентства, а меховой палантин остался в его сумке в мастерской Малого книжного.
На стене лабиринта что-то задвигалось. Правая рука Мерлина взметнулась вверх с «береттой» наготове, но выстрела не последовало. Мимо крался бледно-серый кот, осторожно переступая через колючие стебли. Розы не нападали на него и вообще не двигались.
– Каменный котик, – сказал себе Мерлин. – Привет, киска.
Он опустил «беретту». Маленький пистолет годился только на то, чтобы проковырять пару ямок в коте, который состоял из того же мрамора, что и стены, и, хотя двигался плавно, превосходно имитируя настоящее животное, все-таки был не идеален. Особенно странными казались его лапы и голова – их как будто взяли от двух разных животных. Мерлин пожалел, что у него нет с собой «Смитона.357», – вот тот бы разнес самодовольную серую скотину вдребезги, пусть и не с одного выстрела. И Мерлин перехватил левой рукой дубинку.
Кот шел за ним по пятам, время от времени перепрыгивая со стены на стену, но приблизиться не пытался. Значит, наблюдатель. Мерлин не спускал с него глаз. Насколько он мог судить, кот был ожившей скульптурой. На его шкуре выделялись следы резца, зато отсутствовали усы, что совершенно не характерно ни для домашних кошек, ни вообще для кошачьих, ни даже для подобных им существ из Древнего мира, с которыми Мерлин встречался по долгу службы. Очевидно, что жизнь или ее подобие вдохнул в эту каменную тварь Древний владыка.
Мерлин вспомнил нескольких, способных на такое, и еще пару других, которые вселились бы в статую сами. Но все они спали, причем уже давно, и в каталогах книготорговцев значились как «смирные», а если бы кто-нибудь из них проснулся, то книготорговцы уже били бы тревогу: из одного заведения Сен-Жаков в другое летели бы размноженные на мимеографе меморандумы с предупреждениями, и треск стоял бы такой, что и глухой услышал бы. Да и не поднять Древнего владыку одной церемонией – на их пробуждение уходят дни, если не недели, и этому всегда предшествуют знаки.
А это значит, что сущность, которая обитает здесь, скрывается от книготорговцев. Это ее убежище, тайна, которую она будет хранить любой ценой. Вот почему всякому любопытному, даже тому, кто попадает сюда случайно, как он, Мерлин Сен-Жак, грозит смерть.
И он пошел дальше, тщательно отмечая повороты, как те, которые приближали его к выходу, так и те, которые заводили в тупик.
Сорок минут спустя, после четырех выходов к исходной точке – вещь, совершенно немыслимая для леворукого книготорговца в обычном лабиринте, – Мерлин нашел верный путь и выбрался наружу.
Лабиринт располагался в саду, окруженном аккуратно постриженной живой изгородью. Она была необычайно высокой – не меньше шестнадцати футов – и очень плотной, просто непроницаемой для взгляда. Впрочем, растения, из которых она состояла, выглядели вполне обычно, как и три длинные цветочные клумбы перед лабиринтом, протянувшиеся с востока на запад. На ближайшей клумбе в буйном изобилии цвели гвоздики – обычные розовые и разноцветные турецкие; другие две клумбы выглядели строже, поскольку на них росли только розы, привязанные к колышкам. Белые розы, но живые, не высеченные из камня. В северо-восточном углу сада находились ворота в стиле египетского возрождения: два столба-обелиска, между ними каменные створки, а над ними слегка приплюснутая надвратная пирамида из того же бледно-серого мрамора, что и лабиринт.