Лучшее, чего у меня нет - стр. 6
Шива Нидра Пурана
Будто во сне, Заза лежал в тумане густого многослойного пара. Кафель на полу и на стенах был в красивую коричневую клетку с синими крапинками. Над его телом трудился молодой мекисе. Его звали Низами.
Мекисе, терщик или банщик в простонародье, профессия в Тбилиси почти уникальная. Ведь этот человек несет не просто очищение и делает целебный массаж. Под его руками буквально происходит катарсис, очищение ума и души, своеобразная духовная разрядка, расслабление и перезагрузка. Ты доверяешь тело незнакомому мужчине или женщине – по желанию, и он разгоняет лишние жиры, печали и тревоги.
Низами был некрасив, но у него был безумно завораживающий профиль. Несмотря на такую непритязательную внешность от него трудно было оторвать взгляд. Его кудрявая шевелюра, которой, казалось, никогда не касалась расческа, и волевой лоб были в поту. Ловкими движениями мекисе нежно растирал кисой – большой грубой рукавицей – напряженное распаренное тело Зазы, как некий ритуал. От Низами и его сильных рук пахло кокосом.
Сказочной пеной, похожей на снежный покров лучшего зимнего курорта на земле, Низами массировал туловище Зазы: от шеи, затекшей и напряженной, до кончиков пальцев на ногах. На ступне у Зазы была татуировка с изображением бога Шивы.
– Почему именно этот бог?
– Ты про Шиву?
– Другие боги на твоем теле тоже живут?
– Ха! Пока нет, мой мальчик, только внутри, – Заза приложил указательный палец к правому виску. – А Шива, потому что это мужское начало вселенной, одновременно разрушительное и созидательное.
– Перевернитесь, пожалуйста, на живот! – тихо попросил мекисе Зазу.
Я сидел в бассейне, уставившись в потолок, в дырку, куда каким-то магическим образом поднимались эхо наших расслабленных голосов и густой многоэтажный пар. Пар был похож на какую-то фантастическую пыль. Казалось, эта пыль вобрала в себя микроскопические частицы наших тел, следы нашей усталости и терзаний и, спеша, выносила все это наружу, на свет, в кусочек синего неба.
Заза будто был немного грустен, хотя нас после бани ждал великий обед, заказанный в ресторане неподалеку. Ну как великий – хаши да чача. И, может быть, что-нибудь еще. Заза покорно поддавался профессиональным маневрам Низами, изредка бросая взгляды в мою сторону.
– Торнике, ты знаешь, мне кажется, своего персонажа Гию Агладзе Иоселиани писал с меня, – вдруг сказал он. Фраза в целом абсолютно простая прозвучала в банном номере, как последнее слово приговоренного к смерти.
Я отвел взгляд от необычного портала пара в потолке и посмотрел на друга. Он был серьезен, как никогда.
– Ты понимаешь, о чем я, Ток? Говорю же, мне кажется, что своего героя Гию Агладзе Отар Иоселиани писал с меня.
– Кто все эти люди, Заза? – так же серьезно переспросил я.
Заза заливисто расхохотался, откинув голову. Мекисе на миг остановился.
– Эх, Торнике, Торнике. Вот за что я тебя люблю. Я про фильм "Жил певчий дрозд".
– Ааа, ты про того литавриста, который весь фильм бегал-бегал, пока его не сбила машина?
– Вот. Все-то ты помнишь. И только не говори, что ты не увидел более глубокого смысла в этой картине.
– Ну давай, расскажи, почему, по-твоему, вы с тем всегда куда-то спешащим типом похожи.
Мекисе продолжил массировать Зазу, которого попросил вновь перевернуться на спину.