Лучше поздно, чем никогда - стр. 8
— А ты Лизу спросил, нужен ли ты ей, а? — голос её сочился ехидством. — Твоей дочери не год, не три, ей пятнадцать лет. Она уже личность со сформировавшимся мнением. Учитывая, что зная о её существовании, ты не объявился все эти годы, мнение о тебе у Лизки не самое лучшее, а это я ещё не говорила ей о том, что ты мне дал денег на аборт тогда, и не пыталась целенаправленно настроить против тебя. И если ты не успокоишься, я всё ей расскажу, тогда Лиза тебя совершенно точно возненавидит!
Конечно, Инна этого не сделает. Ломать дочке психику из-за этого идиота она не собиралась, но дать понять Евгению, что у неё тоже имеются в рукаве козыри, нужно. Козырные тузы Плетнёва ещё попридержит, но мелочь можно уже пустить в ход.
Это тогда Инна была совершенно беззащитна, теперь же всё изменилось. Она изменилась. И Марков ещё не знает её такой. Что же, если не успокоится, то узнает, какой сукой может быть Инна Плетнёва. Ради своего ребёнка она любому глотку перегрызет.
— Ты этого не сделаешь, — уверенно заявил Марков, даже не подумав отпустить её, — ты слишком любишь свою дочь и не причинишь ей боли намерено, как бы на меня не была обижена.
Он был прав, но Инна не желала признавать его правоту. Ему нельзя ни в чем уступать, иначе почует слабость и усилит давление.
— Давай проверим, а? — хмыкнула Плетнёва. — Ты так уверенно говоришь обо мне, будто знаешь. Так вот, Марков, ты меня совершенно не знаешь. Та влюбленная девочка, которая была без ума от тебя, померла мучительной и долгой смертью. Ты этому, знаешь ли, поспособствовал. Перед тобой битая жизнью женщины, и ты даже не представляешь на какие мерзости мне приходилось идти в жизни, чтобы просто выжить, так не говори о том, о чем понятия не имеешь, Женечка.
Самое страшное в её ситуации, что Инна совершенно не стыдилась тех вещей, что сделала, ведь это помогло встать на ноги и достойно воспитать Лизку. Морально её перекурочило так, что ей иногда в собственную душу страшно было заглядывать. Деньги стали в один ряд с дружбой, а любовь к мужчине потеряла всяческую ценность. Плетнёва расставила приоритеты так, как считала нужным. Иногда она раздумывала над тем, что сказала бы её мать, увидев свою дочку такой… циничной и понимала, что хорошо, что мать не дожила до этого момента. Не поняла бы, не приняла. Это причиняло боль, и тем не менее меняться Инна не желала.
— Многое в тебе поменялось, конфетка, да только суть та же осталась, как бы ты сейчас не храбрилась, — ей совершенно не понравилось, как улыбнулся Евгений. Чувство превосходства буквально сквозило в каждой черточке его лица. Это откровенно бесило. Всё сильнее хотелось вцепиться в его идеальное лицо и расцарапать так, что ни один пластический хирург не смог бы помочь. Чистейшая ярость затопила её сознание. — Мне жаль, что тебе многое пришлось пережить в том числе и из-за меня, но я действительно хочу всё исправить.
Исправить… Так легко об этом говорит, будто у него в запасе волшебная палочка имеется. Как всегда, слов много, но судят-то по поступкам, а все его поступки по отношению к ней отвратительны.
— Ты не можешь ничего исправить, — медленно, словно ребёнку произнесла Инна, — пойми это. Оставь меня и моего ребёнка в покое. У тебя имеется своя жизнь, вот и живи ею!