Лучинушка - стр. 43
Так играть мог только по – настоящему талантливый человек. Словно по закону сообщающихся сосудов, господь с одной стороны многое отнял, ограничив его умственные особности и обрекая на полудикую жизнь в лесу, с другой наполнил недюжинным талантом.
Родькино лицо засияло, и он снова заиграл что – то непонятное, но очень красивое, похожее на чарующие звуки леса.
– Я никогда тебя не оставлю, Родечка, никогда… – прошептала Стеша.
Несомненно, он умел читать по губам, потому что после её слов неожиданно перестал играть, подбежал к Стеше, упал на колени и стал целовать ей руки. Похоже, таланты этого человека не ограничивались одной только музыкой.
Глава 5
Вернувшись в сторожку, Стеша сразу ощутила неестественно – глухую, тревожную тишину. Её нарушало, вернее, не нарушало, а подчёркивало только жужжание крупной зелёной мухи, бившейся в оконное стекло. Её подруга беспрепятственно ползала, исследуя каждый сантиметр на неподвижном лице старухи. Неестественная желтизна, заострившийся нос и приоткрытый рот наряду со спокойным, умиротворённым выражением, говорили о том, что едва теплившаяся в ней жизнь ушла легко и быстро.
Стеша согнала муху и замерла перед лицом смерти, обливаясь слезами. Эта женщина, за короткое время их общения ставшая ей близкой, когда – то знала её отца и бабушку и могла бы рассказать ещё о многом. Кроме горести и сожаления о неожиданной потере, она во второй раз за сутки почувствовала себя виновницей чужой смерти. Сначала мужчина, встретившийся ей на ночной дороге, теперь старуха, которая, возможно, прожила бы ещё какое – то время, если бы не эмоции, пережитые ею во время рассказа о прошлом и оказавшиеся для неё непосильными.
Выплакав первые слёзы, Стеша стала искать какой – нибудь платок, чтобы подвязать челюсть покойницы. И надо было позвать Родьку, оставшегося на улице, чтобы сообщить о кончине его матери.
Стеша открыла дверь и остановилась на пороге, не представляя, как ей это сделать. Родька, игравший с Машкой, оглянулся и, мгновенно поняв по выражению её лица, что случилось непоправимое, бросился в сторожку, едва не сбив её с ног.
– Мама, не молчи… Мама, не молчи… Мама, не молчи…– донеслось изнутри.
Она отошла подальше от двери, давая ему выплакаться. Сердце буквально разрывалось от его тоскливых, монотонных выкриков, и она тоже расплакалась навзрыд. Встревоженная Машка подошла к ней, и, став рядом, вдруг начала потихоньку подвывать. Вторя ей, из леса, уже пустившего длинные вечерние тени, донёсся заунывный волчий хор. Стешу захлестнул ужас, и она бросилась в избушку. Родька стоял на коленях у смертного одра, уткнувшись лицом в материнскую руку, и рыдал не переставая. Она обняла его за плечи и попыталась приподнять. Он передёрнул плечами, запрещая себя трогать.
– Родечка… Мой дорогой Родечка… – тихо сказала Стеша, гладя его по плечу, – твоя мама ушла на небо. Она святая, и её позвали туда. А мы с тобой пока останемся здесь и будем за неё молиться. У нас есть какая – нибудь свечка? Надо зажечь свечу, чтобы осветить ей дорогу.
Родькины рыдания постепенно становились всё глуше. Наконец он поднялся с колен, и, открыв крышку сундука, похлопал по его содержимому.
– Здесь. Мама. Здесь…
Видимо, мать, задумываясь о своей смерти, давно уже приготовила всё необходимое и не раз повторяла об этом ему, зная, что он, скорее всего, будет единственным, кто проводит её в последний путь. На дне сундука, под Родькиными вещами, которыми, скорее всего, его снабжала церковь, лежал большой свёрток, завёрнутый в пожелтевшую простыню. В нём было чистое бельё, платье и белый саван. Там же нашлась дюжина тонких восковых свечей. Очевидно, всё это было приготовлено много лет назад и давно уже успело пожелтеть и слежаться, но теперь пришлось как нельзя кстати.