Лучик-Света - стр. 2

Я люблю море другое – не летнее, а холодное, отчаянно бьющееся в тех берегах, которые ему скупо отвела природа, и которые для его стихийной натуры бывают столь тесны! Оттого оно иной раз рвется наружу и ломится, и всё крушит, и размывает. А потом – пройдет лишь время – ненадолго смиряется с неудачной своей судьбой и плещется уже вяло, даже бессильно, словно, ластится и извиняется за проявленную ненароком несдержанность.

Я люблю море сильное, море страшное, море свирепое. Не зовущее купаться или загорать, а такое, как было тогда при нас! Море живое, бурное, не на шутку распоясавшееся и угрожающее гибелью любому, кто рискнет ему противостоять.

Я люблю поздней осенью пробираться по песку, скрипящему не до предела измельченными ракушками, подставляясь порывам студеного и влажного воздуха, пока совсем от него не продрогну. Люблю касаться руками соленой волны, когда она выдыхается и, смочив мои ладони, шурша отступает, смешиваясь с теми массами зеленой пучины, которые за миг до того и выдавили ее для захвата берега, не наделив для того достаточной мощью.

Я люблю растянувшийся на километры морской берег, когда вокруг почти никого, когда никто и никому не мешает. В это время абсолютное спокойствие и неосознанная радость охватывают страдающую душу. И даже предельная открытость и незащищенность широченного пространства, отчего-то пугающего многих, привыкших к тесному и назойливому городскому обществу, меня не беспокоит – так бывает со мной даже в открытом море, с его уходящим в бесконечность горизонтом, и на длинной широкой полосе пустынного берега. Моя усталая душа, переполненная воспоминаниями, которые еще недавно казались тягостными, а теперь слегка притупились, будто затуманились, здесь отдыхала всегда, отдыхает и теперь! Потому-то я не стремлюсь в Одессу летом, когда разомлевшие от жгучего солнца пляжники, уплотненные естественной теснотой пространства, лежат слоями и мешают приблизиться к воде.

Впрочем, что же я всё о ней, о своей Одессе? Я ведь в Батуми. Опять в Батуми. Именно с тех-то пор меня тянет и сюда, на этот берег. Случается, тянет настолько сильно, что, кажется, не приехал бы сразу, бросив всё и вся, то не смог бы уже избавиться от ощущения, будто изменяю тебе, изменяю и себе, не выполняя какое-то важное обещанное.

Помнишь, под конец октября мы оказались в этом субтропическом рае с диковинными для нас пальмами. То ли погода капризничала, то ли поздне-осенний календарь распугал даже заядлых курортников, но мы бродили совсем по безлюдному, сколько видит глаз, прибрежному песку, резво отскакивая от пузырящихся и шуршащих волн, и почти всё время молчали.

Молчание нас не тяготило, скорее, объединяло, поскольку любые слова в те минуты лишь отвлекали от наладившегося между нами телепатического контакта. Нам без слов всё представлялось легким, простым и приятным. Бесконечно далеко отступили навязчивые мирские заботы, ничего не тревожило души, в которых, казалось, всё пребывало в покое и на своих законных местах.

Весь мир предстал в самом лучшем виде, и всё нас радовало!

Но как же мы были наивны! И с чего мы уверились, будто столь же прекрасной наша жизнь останется впредь?

Ах, да! Вполне понятно! Влюбленные не способны заглядывать в свое будущее! Им всё и вся представляется в розовом цвете. Сегодня и завтра, и вечно… Но как часто они ошибаются! Или даже всегда! Скорее, всегда! Только осознают это значительно позже, когда больно ударяются о реальную жизнь. Тогда удивленно распахивают глаза и обнаруживают, что розовых цветов вокруг не осталось и в помине! И с этим приходится считаться в большей степени, нежели с любыми иллюзиями!